Философия

АНАБАСИС В ОМЕГАЦЕФАЛИЮ

// кое-какие заметки по роману

Тейяра де Шардена

«Явление человека» //

Костов С.В.

Новосибирский государственный университет

Не по частям водочерпальницы,

но по совокупности ее частей

суди об ее достоинствах

/ Козьма Прутков /

«Чем дальше и глубже, с помощью все более мощных средств, мы проникаем в материю, тем больше нас поражает взаимосвязь ее частей. Каждый элемент космоса буквально соткан из всех других элементов: снизу он создается таинственным явлением “композиции”, представляя собой как бы вершину организованной совокупности; сверху — воздействием единств высшего порядка, которые, охватывая его, подчиняют его своим собственным целям». (Тейяр де Шарден П. Феномен человека. С. 46). «Повсюду, куда ни бросишь взгляд, окружающий нас универсум держится своей совокупностью. Существует лишь один реально возможный способ рассматривать его. Это брать его как блок, весь целиком» (Там же, с. 46.). Очень здравый взгляд на вещи для романтика-омегацефала. Однако он не пробивает всей толщи терминологической мути и жизнерадостной околесицы, явленной нам в качестве «феномена человека». Всей этой «феноменологии» не хватает простоты русского лаптя и ясной содержательности русского кистеня. Сам роман следует понимать как «Феномен Тейяра де Шардена», в котором поэтапно раскрыт весь механизм явления лично автора миру, начиная от «психического» атома до перезрелого «психического» организма «Тейяр-67» включительно, и вдобавок представлен проект развития человечества при молчаливом допущении (tacito consensu — как любят блеснуть омегацефалы), что все оно будет скроено и сшито по образцу «а ля Тейяр». Неуместно спорить с автором по поводу его родословной, естественнонаучно им самим «документированной», но вот что касается его футуристических сценариев, то это уже дело общее, «касаемое всех человеков», и, главное, совсем не безобидное, как может показаться на первый взгляд: любой, даже самый вздорный, сценарий имеет, что бы там ни говорили, вполне реальные корни в настоящем и прошлом, а поэтому у него есть определенные шансы прорасти в будущее. Гуляя поначалу в головах отдельных омегацефалов в качестве случайного мусора, потом вдруг этот самый вздор-проект становится реальностью. Но воплощение в жизнь такого сценария еще не означает, что он с точностью «тютя в тютю» согласован с общим ходом вещей в Мироздании, т.е. при всей его относительной осуществимости, он все же недостаточно соответствует действительности и потому недостаточно благоприятен. Английский писатель Сэм Джонсон как-то раз брякнул: «Hell is paved with good intentions», что в переводе звучит примерно так: «Ад вымощен добрыми намерениями». Возможно, это изречение ему приписывают, а возможно, он попросту позаимствовал его у еще не родившегося Козьмы Пруткова (последнее наиболее вероятно), но, тем не менее, опыт свидетельствует, что и с хорошим проектом можно наломать немалую кучу дров.

Сценарий «Омега» утопичен и именно этим опасен. Он смахивает на проект нового «Титаника», не четырехтрубного, а с алыми парусами, гонимого ветром «всеобъемлющей любви» и мчащегося навстречу сияющей точке Омега. Причем «неотитаник» — это наша родимая, не охваченная еще человеческим разумом планета, хотя уже и ноофосфоресцирующая. Куда пыхтел трубами «олдтитаник» хорошо известно: точкой Омега для него являлся огонек от факела, который до сих пор держит в руке каменное изваяние гигантской проститутки. А на какой огонек предполагается держать курс всему человечеству по плану Тейяра? «Впереди для поддержания и уравновешивания напора сознаний появился психический центр всеобщего течения (derive), трансцендентный времени и пространству и, значит, в сущности экстрапланетарный. Ноогенез, необратимо поднимающийся к Омеге сквозь строго ограниченный цикл геогенеза...» (Там же. С. 215). Загадочный центр центров «Омега должен быть независим от гибели сил, которые ткут эволюцию». «Автономность, наличность, необратимость, и, значит, в конечном счете трансцендентность — четыре атрибута Омеги» (Там же. С. 213).

А вот обнаученный, но очень живописный кусок: «В противовес внешним видимостям, из которых исходит физика, великое устойчивое не внизу, в инфраэлементарном, а вверху, в ультрасинтетическом. Значит, мир по воле случая рассеивается в материю единственно лишь своей тангенциальной оболочкой. Своим ядром радиального мир обретает свое лицо и свою естественную устойчивость, наперекор вероятному тяготея к божественному очагу духа, который привлекает его впереди... Значит, что-то в космосе ускользает от энтропии, и ускользает все больше» (с. 213). «По внешней видимости человек, разумеется, разлагается точно так же, как животное. Но здесь и там феномен имеет противоположные функции. У животного радиальное со смертью поглощается тангенциальным. У человека оно ускользает и высвобождается. Бегство от энтропии путем возврата к Омеге. Гоминизируется сама смерть!» (с. 214). Поэтический, захватывающий воображение кусок —  жаль, что все это вилами на воде писано. Однако не только этот фрагмент, но и все тейяровское омегапостроение в целом относится исключительно к области веры, т.е. логически недоказуемы, хотя и умопостигаемы. Вот, например, как звучит тейяровский Символ веры: «Таким образом, начиная с крупинок мысли, составляющих настоящие и неразрушимые атомы его ткани, универсум, вполне определимый по своей равнодействующей, воздвигается над нашими головами в направлении, обратном исчезающей материи как универсум — собиратель и хранитель не механической энергии, как мы полагали, а личностей. Одна за другой, как непрерывное испарение, высвобождаются вокруг нас “души”, унося вверх свою непередаваемую ношу сознания. Одна за другой и, однако, ничуть не отдельно. Ибо для каждой из них имеется, по самой природе Омеги, лишь одна возможная точка окончательного обнаружения — та, в которой под синтезирующим действием персонализирующего единения, углубляя в себе свои элементы, одновременно углубляясь в себя, ноосфера коллективно достигнет своей точки конвергенции в “конце света”» (с. 214). Что это? Да ничего особенного: clearwater intermundia, т.е. чистейшей воды интермундиализм (внеэмпирическое творчество, или, с научной точки зрения, метафизическое словоблудие).

Человечество ведет себя в целом, как обыватель, устроивший себе гнездо, огородившийся, а там хоть трава вокруг не расти: моя хата с краю, я ничего не знаю. Но окружающий мир обязательно вторгнется в обывательский мирок, при этом всякие изменения в универсуме неизмеримо чаще неблагоприятны для него, ибо число возможностей неблагоприятных, как свидетельствует весь опыт человечества, несравненно больше, чем благоприятных (это можно пояснить вероятностью того, что корабль, оставшийся без руля и парусов, принесет бурями и течениями туда, куда ему надо). Возможность космической катастрофы всегда угрожает человечеству: «сколько небесных светил движется и соприкасается с нами... эти миры, которые вспыхивают на горизонте... не придет ли вследствие неумолимой игры случая наша очередь быть задетыми и уничтоженными?» (Там же. С. 216). Казалось бы, Тейяр осознает эту опасность, но оптимизм омегацефала берет свое: «космическая катастрофа, биологический распад... — все эти пессимистические картины последних дней Земли имеют то общее, что их создатели без поправок переносят на всю жизнь особенности и условия умирания отдельных индивидуумов, как ее элементов» (Там же. С. 216.). Какой идеализм (чтобы не сказать идиотизм)! Умственной поправкой отменить вселенскую катастрофу! И это утверждается несмотря на факт наличия астероидного пояса в нашей Солнечной системе вместо исчезнувшей планеты Фаэтон. Или, по Тейяру, там еще продолжается процесс образования Фаэтона из астероидов? А что сказал бы Тейяр по поводу нашего второго солнышка с недвусмысленным названием Немезида, которое в 1000 раз больше Земли? Разве это не достаточный «айсберг» для потопления нашего «Титаника»? Если такой «айсберг» зацепит наш «корабль», вряд ли в живых останется хотя бы один омегацефал. Что касается Тейяра, то вряд ли бы он усмотрел в этом то долгожданное освобождение всех человеческих душ от бренных тел и их слияние в точке Омега. Наивно думать, что какой бы то ни было умозрительной поправкой или логическим рассуждением можно отвратить возможность такого столкновения. Ссылка на очень малую вероятность не срабатывает: вероятность гибели непотопляемого «Титаника» в 1912 г. исключалась полностью, настолько она казалась ничтожна. «Однажды, и только однажды, в ходе своего существования как планеты, Земля могла покрыться оболочкой жизни. Подобно тому однажды, и только однажды, жизнь была в состоянии подняться на ступень мышления» (Там же. С. 217). Именно в силу своей уникальности человечество должно позаботиться о своей безопасности, а не уповать на логические умозаключения о якобы «абсурдности для космогенеза» собственной гибели. Сразу и не поймешь, чего тут больше — гордыни или идиотизма. Русская народная мудрость гласит: на бога надейся, а сам не плошай. Лучше не скажешь. Всякие «ноогенные конвергенции»  и «радиальные прорывы к Омеге» очень маловероятны, — если они, конечно, вообще возможны, — при стихийном развитии ноогенеза. Сам же ноогенез своими внутренними процессами не может породить конвергенцию: человечество может объединиться лишь перед лицом явной опасности. Экологическая катастрофа, например, не видится человечеству достаточно опасной, чтобы оно всерьез обеспокоилось о своей судьбе.

Характер взаимоотношений между человечеством и природой можно и должно изменить в выгодном для обеих сторон направлении. Этот процесс вполне управляем. А вот космическая катастрофа — это настоящая опасность, осознав которую, человечество вынуждено будет объединиться в целях собственного выживания. И никакой метафизики здесь не нужно. «Зри в корень», — говаривал Козьма Прутков. И накопленные ядерные запасы возможно пригодятся для уничтожения или отклонения угрожающего Земле какого-нибудь космического «айсберга». Здесь главное вовремя засечь опасность, а дальше — дело техники. Человечеству необходимо разработать систему космической безопасности и  создать целевую программу по ее обеспечению. И как можно скорее. А скорее это можно сделать, если нынешнее беспечное человечество в хорошем смысле слова попросту «запугать» всеми СМИ, чтобы оно, приняв сильнодействующий отрезвин, стало, наконец, единым коллективным разумом — ноосферой.

Чрезмерное увлечение анализом издробило, измельчило западноевропейскую философскую мысль. Но, как посоветовал бы Козьма Прутков, открывая скобку, не забывай ее закрыть. То есть, разбирая некую конструкцию на части, не забывай о будущей ее сборке, иначе не соберешь. Ну а если, уже собирая конструкцию, ты, исхитрившись каким-то образом, все-таки ее собрал (!), и она к тому же еще и заработала (!), то на личном опыте ты сможешь убедиться, сколько останется неиспользованных, т.е. лишних, деталей. Если нечто подобное проделать с тейяровской омегаконструкцией: разобрать и вновь собрать, то можно получить очень простую систему (картину мира) из очень простых элементов (понятий).

Чтобы не увязнуть в определениях, можно привести в качестве понятия простое русское слово, доступное самому бесхитростному уму, и «задефинитить» его с помощью варварских терминов, которые любой неленивый и хитростный человек найдет в специальных словарях, жирно нафаршированных всевозможными варваризмами.

Итак, вот эти простые понятия:

Мир — это понятно без всяких определений: все, что вокруг человека и все, что внутри человека, т.е. все сущее, природа (универсум).

Жизнь — живая природа, биоматерия.

Смерть — неживая природа, абиоматерия.

Жизневорот — негэнтропогенез, эволюция Жизни.

Смертоворот — энтропогенез, эволюция Смерти.

Это основные понятия, т.е. необходимые и достаточные для объяснения общей картины Мира. Для более детальных изображений этой картины требуются более частные понятия, как, например, Человек — ноон (атомарный разум), Разум — ноосфера, Преображение — ароморфоз, Жизнеспад — дегенерация, Собор — конвергенция, Соборный разум — ноосфера в точке Омега, Междоусобица — дивергенция и т.д. По мере нужды в них определяться они будут через варваризмы в скобочках.

Мир, данный нам в двух состояниях: Мир-в-Жизни и Мир-в-Смерти, существует как единство Жизни и Смерти. Формула Мира: Мир = Жизнь + Смерть. Единство это — не застывшее, а подвижное равновесие. Точка равновесия — это место встречи двух основных мировых процессов: Жизневорота и Смертоворота. Жизневорот упорядочивает Мир-в-Смерти, Смертоворот разрушает Мир-в-Жизни. Первый процесс центробежный (принцип антициклона), второй — центростремительный (принцип циклона). В настоящее время точкой подвижного равновесия является Разум (ноосфера), Соборный Разум — это и есть тейяровская ноосфера, устремленная в Омегу до окончательного слияния с ней, т.е. с Богом. Но для того, чтобы это произошло, т.е. чтобы из отдельных мыслящих людей (ноонов) сложился единый мыслящий организм в новом качестве (Соборный Разум), необходимо, чтобы эти атомарные нооны осознали опасность, исходящую от Смертоворота, и объединили свои усилия в направлении нейтрализации его разрушительного действия, т.е. обезопасили собственное развитие.

Вполне понятно, что такие предельные обобщения, как Смертоворот и Жизневорот требуют более содержательного пояснения, нежели поверхностного определения через эволюцию Смерти и Жизни. Во-первых, «ворот» означает вращение (цикл). Возникает вопрос, почему вращение, а не поступательное движение. Обратимся к Тейяру: «Ячейка универсума — это сам универсум» (с. 47). Удивительно, конечно, обнаружить такую мысль у законченного европейца, поскольку она характерна для восточного мировоззрения (например, 2 и 3 афоризмы Изумрудной Скрижали). Но можно и усомниться, чтобы омегацефал «просек» ее насквозь: иначе бы не было столько обнаученного словоблудия. На самом деле так оно и есть: «...радиус действия каждого космического элемента должен быть продолжен по прямой до крайних пределов мира. Поскольку атом... естественно сопротяжен всему пространству, в котором он находится; поскольку, далее, как мы установили, всеобъемлющее пространство является единственно существующим, то мы должны допустить, что эта необъятность и есть общая область действия всех атомов. Объем каждого из них — это объем универсума. Атом — уже не замкнутый микроскопический мир, как это мы, возможно, воображали. Он — бесконечно малый центр самого мира» (с. 47). Сам же мир «представляется нашим чувствам или как постепенно разрежающаяся среда, уходящая в бесконечную даль, без определенной границы, или как кривая и замкнутая сфера, в которой все линии нашего опыта замыкаются на себя» (с. 48). Казалось бы, омегацефал осознает, что пишет, но: «...бросим взгляд на совокупность бесконечно малых центров, делящих между собой мировую сферу. Как бы ни было неопределимо их число, своим множеством они образуют группировку с вполне определенными действиями...» и т.д. (с. 47). Что они там могут делить между собой эти «малые центры», если каждый из них и есть вся «мировая сфера» целиком? Вспомним исходную мысль: «ячейка универсума (т. е. «бесконечно малый центр») — это сам универсум (т.е. «мировая сфера»)». Так красиво заявить, а потом личиком ударить грязь. Значит, мысль Тейяра только пребывала в блаженном состоянии осмысления, но так и не была им осознана до конца, до вразумительной передачи собратьям-омегацефалам (до ангелиона для обмена между ноонами, если выражаться по-омегацефальски (angelia — весть по-гречески)). Но возьмем бычка за рога. Если работать в понятийном пространстве омегацефалов (в омегацефалосфере), то в нем можно устроить такой, например, хохмачок. Возьмем эту самую «ячейку универсума» и поместим ее где-нибудь на брюхе таракана, к примеру, и по мере возрастания радиуса начнем нанизывать на нее всякие «сферы» (омегацефалы это очень любят): тараканосфера — блаттосфера — инсектосфера — зоосфера — биосфера — геосфера — гелиосфера — галосфера — метасфера — вакуумосфера (или просто вакуум). Но можно нанизывать такие же штуки и по мере убывания радиуса в самой «ячейке универсума»: цитосфера — нуклеосфера — атомосфера — нуклоносфера — адроносфера — кваркосфера — вакуумосфера (или просто вакуум). Под вакуумом омегацефал понимает отсутствие в соответствующей сфере всякой материи. Тейяр, например, пишет о нем, как о пределе «постепенно разрежающейся среды» (с. 48). Если пространство и время — это атрибутика существования материи, то там, где ее нет, эта атрибутика неприемлема. Понятно, что ни о какой протяженности вакуума не может идти и речи, тогда также понятно, что вакуумосфера, возникающая по мере роста радиуса сфер, и вакуумосфера, возникающая по мере уменьшения радиуса — все это один и тот же вакуум. Поэтому, если мысленно заняться сферонавтикой, то, улетая в бесконечную космическую даль некий мыслимый (нематериальный) сферонавт с определенной долей вероятности вполне мог бы вылететь из брюха таракана и, наоборот, углубляясь в какую-нибудь тараканью мозоль, он бы мог возвратиться с любой стороны из глубин космоса. «Пустота — она и есть пустота, — сказал бы Козьма Прутков, — и нечего ей что-либо приписывать». Но и тут же предостерег излишне ретивого сферонавта: «Не лезь в бутылку Клейна — расклеишься», т.е. расквантуешься на мелкие части. Итак, поработав в омегацефалоцентрических координатах, можно разъяснить омегацефалам суть украденной ими с Востока формулы: «ячейка универсума — это сам универсум». Точно такой же хохмачок прокручивается и с самим временем — в результате чего бесконечно малая длительность и бесконечно большая длительность «склеиваются» через небытие и потому суть одно и то же. Но это промежду прочим. Вернемся к Смерто- и Жизневороту. Смысл второй части понятий из вышеизложенного стал ясен.

Смертоворот в терминологии омегацефалов  связывается с энтропийными процессами в универсуме, с их эволюцией (энтропогенез), и наоборот, Жизневорот связывается с эволюцией антиэнтропийных процессов (негэн­тро­по­ге­нез). Подвижное их равновесие красиво выразил Тейяр (правда, он имел в виду совсем другое): «завихрение, подымающееся вверх по течению реки — таков, стало быть, облик мира» (с. 52). Точнее было бы сказать: форель, стремящаяся вверх по водопаду. Если вернуться в тейяроцентрические координаты (омегацефалоцентрические — слишком длинное слово даже для омегацефалов), то необходимо заметить, что сферодинамические процессы по скорости протекания обратно пропорциональны радиусу сферы. Чем огромнее сфера, тем медленней в ней идет эволюция. В силу чего характеристики процессов в наиболее отдаленных, самых объемлющих сферах принимаются омегацефалами за мировые константы: они носятся с ними как с писаными торбами и почитают их не хуже калькуттских коров. При сборке феноменологической омегаконструкции Тейяра остается множество неиспользованных деталей, т. е. некоторые термины попросту избыточны. NB. Следует иметь в виду только тейяровскую феноменологию, его естественнонаучную картину мира затрагивать не нужно — она образцово великолепна. «Против науки не попрешь», — сказал бы Козьма Прутков. Но это еще не все. Можно продолжить сборку «водочерпальницы». Последним этапом синтеза добить окончательно европейский анализ, уничтожив эту известную варварскую болезнь — дихотомию. Быстропротекающие процессы разворачиваются на фоне объемлющих их медленнопротекающих, но первые объемлют внутри себя другие статистически более быстрые процессы, которые в конечном счете объемлют вторые — Мир замкнулся. Если существует Жизнь, то Мир живой весь. Камень живой, просто жизнь его протекает очень медленно по сравнению с человеком: его жизненные процессы представляются нам мертвыми. Наши биологические процессы кажутся фотонам, электронам и т.д. тоже мертвыми. Жизнь и Смерть — все это очень и очень относительно. Есть только единый многообразный Мир.

Послесловие

Наука опирается на опыт, концепция Шардена опирается на феноменологию: точкой зрения науки, по Шардену, может быть исключительно только феноменалистическая (с. 56). Проблема физического и психического опыта сводится к проблеме физической и психической энергий, более того, само понятие энергии фетишизируется. При существующем дуализме опыта наука опирается на исключительно физический опыт, который есть объективный, т.е. социально-согласованный опыт. В концепции Тейяра дуализм материальный и духовный сводится исключительно к психической энергии: «вне всякого сомнения, материальная и духовная энергия чем-то связаны между собой и продолжают друг друга», более того, «в самой основе каким-то образом должна существовать и действовать в мире единая энергия»; а поскольку «душа» есть «фокус преобразования, в котором, сходясь через разные каналы природы, сосредоточивается мощность тел, чтобы здесь интерьеризироваться и сублимироваться в красоту и истину», то «по существу всякая энергия имеет психическую природу» (c. 60-61). Проще говоря, фетишизируется энергия, а поскольку все изменения в мире связаны с энергетическими преобразованиями, то становится очевидным, что в основе концепции Тейяра лежит панпсихизм. Из фетишизации энергии следует фетишизация всего происходящего в мире, и естественные процессы усложнения в концепции Тейяра становятся следствием изменений двух составляющих этой фундаментальной психической энергии — тангенциальной и радиальной: первая связывает каждый элемент-частицу со всеми другими элементами того же порядка, «т.е. той же сложности и той же “внутренней сосредоточенности”» (фетишизируется естественный процесс идиоадаптации), а вторая «влечет его в направлении все более сложного и внутренне сосредоточенного состояния» (фетишизируется естественный ароморфоз). При этом «чем меньше элемент сосредоточен (т.е. чем слабее его радиальная энергия), тем в более мощных механических эффектах проявляется его тангенциальная энергия», и наоборот, «у сильно сосредоточенных частиц (т.е. частиц с высокой радиальной энергией) тангенциал кажется “ушедшим внутрь” и исчезнувшим на взгляд физики», с точки зрения которой «тангенциальная энергия — это просто энергия» (с. 61).

Список использованной литературы:

1999 г.