Терминариум

И

Идеал — это «предварительное, выполняемое в стремлениях и мыслях разрешение жизненной тектологической задачи». Термин «идеал» имеет много значений, но «наиболее важное из них есть то, которое относится к устройству жизни человека, группы, коллектива. Человек говорит: “мой идеал личной, семейной, общественной жизни такой-то”. Это значит, что он стремится к такому-то мыслимому устройству своей личной, семейной, общественной жизни, считая его наиболее совершенной формой организации» [Тектология, кн. 2, с. 67]. Поэтому в самой краткой формулировке идеал – это «умственная модель организации» [Вопросы социализма, с. 437], причем как всеобщий проект «он выражает стремление гармонически объединить все человечество для борьбы со стихийным миром, для непрерывного развития сил» [Эмпириомонизм, с. 4].

Идеализм — одна из двух главных философских тенденций, основанная на фетишистской подстановке понятий «дух» или «идея» под все содержание опыта и представляющая собой «смягченную форму религиозного мировоззрения». Другое исторически сложившееся магистральное направление в философии – материализм [Эмпириомонизм, с. 231].

Идеал-мечта — это идеал, «оторванный от действительности, от живой практики» [Элементы пролетарской культуры, с. 9], согласно закону равновесия являющийся «психической реакцией на враждебное воздействие среды» [Тектология, кн. 1, с. 256]. Например, христианский идеал.

Идеал науки — «сведение всякой субъективной связи к объективной закономерности» [Эмпириомонизм, с. 54].

Идеал познания — эмпириомонизм как строгая система единого социально-организованного опыта [Эмпириомонизм, с. 238].

Идеал практики — «стремление гармонически объединить все человечество для борьбы со стихийным миром, для непрерывного развития сил» [Эмпириомонизм, с. 4].

Идеал счастья — форма психического творчества, представляющая собой ярко окрашенный положительным аффекционалом комплекс реалистических и еще в большей мере виртуальных образов, т.е. тех производных от возникающих на реальной основе психических комбинаций, которые сами по себе уже не «реальны», так как «не имеют себе прямой опоры во внешней среде, но постоянно сопровождаются положительным аффекционалом» [Эмпириомонизм, с. 170].

Идеолог — социальный дегрессор, организатор «жизненных отношений и опыта людей», создающий организующие формы и путем общения делающий эти формы социальными. Литератор, философ, религиозный учитель, политический вождь – все это примеры идеологов. Социальный дегрессор «лично вырабатывает организующие формы, но они не прямо и непосредственно организуют жизнь и опыт людей (как это делают “распоряжения”, “приказания” и т.п.), а только пройдя через социальный подбор и приобретя в нем характер безличных норм и идей». Например, «религиозный учитель предлагает массам такую-то религиозную доктрину; но доктрина эта только тогда станет реально организующей формой для опыта и деятельности этих масс, когда она будет усвоена ими как “истина”, т.е. примет безличную форму социально-сложившейся познавательной системы. Начальнику “повинуются” потому, что он начальник, т.е. организатор; учению идеолога следуют не потому, что он идеолог, а потому, что его учение “истинно”; и сам он может, благодаря этой истинности, т.е. социальной приспособленности его учения, стать “вождем”, т.е. организатором, которому подчиняются уже непосредственно и слепо; но именно постольку он уже тогда не просто идеолог, а “вождь”, “царь”, “воплотившийся бог”, вообще представитель власти». Таким образом, идеолог «выполняет свою роль лишь при условии коренного совпадения его опыта и тенденций развития с опытом и тенденциями развития тех масс, которым он служит». Именно поэтому не существует различия направлений социального подбора в среде масс и в среде их идеологов. Если же при известных условиях из идеологов образуется организаторский класс, то «это уже не будет класс идеологов тех масс, над которыми он будет господствовать» [Эмпириомонизм, с. 303-304].

Идеологическая ингрессия — возникшая и развивающаяся из трудовой ингрессии форма социальной связи, основу которой составляет общий идеологический комплекс; иными словами, это разновидность социальной ингрессии, в которой связкой служит «общность идеологических элементов». В полном соответствии с принципом обратной связи эта идеологическая общность, развиваясь «из общих усилий, направленных к общей цели» (прямая связь), в свою очередь, служит для «координации усилий различных людей для общей цели» (обратная связь). Таким образом, «ингрессия общих идеологических элементов» замыкает собой петлю прямой и обратной социальной связи [Тектология, кн. 1, с. 187].

Идеологическая система (эйдосистема) — дегрессия общественно-трудовых отношений.

Идеологические формы (эйдоформы) — это «формы непрямого приспособления людей к общественной борьбе с внешней природой» [Познание с исторической точки зрения, с. 226], точнее, «формы приспособления общества к его существующим внутренним отношениям в области техники и сотрудничества», с тектологической точки зрения представляющие собой разнообразные формы социальной дегрессии. Идеологические формы подразделяются на три основные группы: «формы распределения», «формы взаимного понимания людей (речь и познание)» и «формы взаимного контроля людей, или нормативные (право, нравственность…)» [Основные элементы, с. 162].

Идеологический комплекс — совокупность определенных организующих приспособлений, которая в соответствии с тремя основными их типами бывает первого порядка – комплекс форм непосредственного общения, второго порядка – комплекс познавательных форм и третьего порядка – комплекс нормативных форм. Например, научная парадигма – идеологический комплекс второго порядка.

Идеологический процесс — одна из трех сторон общественного процесса, «генетически вторичного характера», поскольку «обусловлена техническим процессом в том смысле, что она возникает и развивается за счет свойственного ему перевеса ассимиляции над дезассимиляцией» [Эмпириомонизм, с. 272, 294]. Суть идеологического процесса в развитии всех форм социальной дегрессии [Тектология, кн. 2, с. 138], т.е. всех «трех типов организующих приспособлений социальной жизни», охватывающих «всю ту область социального, которая лежит вне процесса технического, вне непосредственных отношений борьбы социального человека с внешней природой» [Эмпириомонизм, с. 270]. В зависимости от типа доминирующей социальной дегрессии в идеологическом процессе можно выделить четыре исторических периода: первобытный, авторитарный, индивидуалистический и коллективистический. Наше время характеризуется «наибольшим расцветом индивидуалистических культур, начинающимся уже их упадком, зарождением, наряду с ними и в борьбе с ними, культуры коллективистической» [Наука об общественном сознании, с. 291].

Идеология — идеологическая система, которая в узком значении – «орудие организации общества, производства, классов и вообще всяких общественных сил или элементов, – орудие, без которого эта организация невозможна» [Наука об общественном сознании, с. 263], а в широком значении – система понятий, организующих социальный опыт людей. Например, математика – идеология точного естествознания, а естествознание – идеология производительных сил. Как область «духовной культуры» идеология – это «высшая организационная область социальной жизни», в силу чего «отличается особенной напряженностью отрицательного подбора»: те ее пункты, в которых не выдерживается принцип дополнительных соотношений, «становятся точками приложения дезорганизующей работы критики; в результате получается либо общее крушение системы, либо частичное разрушение и затем перестройка» [Тектология, кн. 2, с. 23]. С точки зрения тектологии всякая идеология – дегрессия [Тектология, кн. 2, с. 138], организационная задача которой заключается в том, чтобы «стройно и целостно организовать опыт коллектива, в таком соответствии с его устройством, чтобы полученные культурные продукты сами служили, в свою очередь, организационными орудиями для него, т.е. сохраняли, оформляли, закрепляли, развивали дальше данный тип организации коллектива» [Вопросы социализма, с. 430]. В рамках триединой организационной задачи идеология представляет собой область организации идей, т.е. идеосферу.

Идеомонизм — второй способ осуществления монистической тенденции в сфере познания (первый – теомонизм, третий – эмпириомонизм, или научный монизм с его вершиной – тектологией). См. эйдомонизм.

Идеосфера — самая консервативная часть социосферы: «выработка нового быта, нового миропонимания, новой культуры – наиболее трудное дело в жизни» общества [Тектология, кн. 1, с. 109]. См. эйдосфера.

Идея — «устойчивое сочетание понятий» [Наука об общественном сознании, с. 307]; точнее, организующий ту или иную человеческую деятельность определенный их комплекс, который тектологически представляет некую организационную схему, выступающую или в виде технического правила, или научного знания, или художественной концепции, будучи выраженной или словами, или иными знаками, или образами искусства. Например, идея техническая непосредственно координирует трудовые усилия людей; идея научная, будучи орудием высшего порядка, делает то же самое, лишь более косвенно и в более широком масштабе; идея художественная служит средством сплочения коллектива в единстве восприятия, чувства, настроения, воспитывая индивида для общественной жизни. Таким образом, идея – это мощное и разноплановое организующее орудие.

Идея-вампир — исчерпавшая свой организующий потенциал идея, которая уже «отжила и стала неспособной вести человечество вперед». Например, идея религиозного авторитета в наше время утратила былую арогеничность, но как застывшее прошлое она продолжает упорно впиваться в настоящее, сдерживая общественное развитие, а вот идея демократии «еще не завершила всего, что может дать; но чтобы оставаться живой, она должна изменяться и развиваться с самим обществом» [Вопросы социализма, с. 265].

Идиотизм — низшая «степень полноты и гармонии психической жизни», или наоборот, высшая степень ее неполноты и дисгармонии [Эмпириомонизм, с. 161].

Идолопоклонство — присущее стихийной фазе социогенеза бессознательное подчинение фетишизму в обыденной жизни, «выражающее слабость общества в борьбе с природой, недостаток производительных сил» и «власть природы над человеком». Многоликими фетишами «полна еще наша жизнь, идолы вокруг нас повсюду. Они руководят нашим поведением, они заполняют пробелы нашего понимания. Вся экономическая жизнь современного человечества насквозь проникнута фетишизмом меновой ценности, который трудовые отношения людей воспринимает как свойства вещей. Вся правовая и нравственная жизнь протекает под действием идолов – юридических и этических норм, которые представляются людям не как выражение их собственных реальных отношений, но как независимые от них силы, оказывающие давление на людей и требующие себе повиновения. Даже в области познания природы ее законы большинством людей понимаются не как реальные отношения вещей, но как самостоятельные реальности, управляющие миром, реальности, которым подчиняются вещи и люди. Многобожие не умерло, – оно только обескровилось и потускнело, из яркой религиозной формы перешло в бледную метафизическую. И теоретическое знание действительного смысла всех этих идолов и фетишей, до сих пор еще очень мало распространенное, не освобождает тех, кому оно доступно, от бессознательного подчинения фетишизму в обыденных, практических отношениях жизни. Самый ученый экономист, покупая в магазине за два рубля книгу, в это время меньше всего думает о воплощенной в этих двух рублях трудовой связи между ним самим и тысячами людей, участвовавших в производстве книги – в ее написании, выделке бумаги для нее, печатании и т.д.: в момент покупки цена книги воспринимается им несомненно, просто как свойство этой книги и как сила, которой он должен подчинить свои действия в своем стремлении приобрести книгу. Самый решительный аморалист, непосредственно оценивая чей-либо поступок, как “благородный” или “подлый”, вовсе не представляет себе в эту минуту той гармонии или того противоречия с ходом развития социально-классовой жизни, которые выражаются в сделанной оценке: он относится тогда к этому “благородству” или “подлости”, как к свойству поступка самого по себе, и как к силе, прямо определяющей моральное суждение. И наконец, самый глубокий аналитик-естествоиспытатель, когда он практически сталкивается с фактом смерти человека, не может видеть в этом факте только прекращение определенной связи органов, определенной последовательности функций, – и невольно поддается идее о неумолимом законе, стоящем над жизнью и определяющем конечную судьбу всего, что живет. Царство идолов существует и обширно почти по-прежнему. Внешние поражения, нанесенные ему научным познанием, не уничтожили его, а только подорвали его могущество». И все же «теперь царство это страшно дезорганизовано, в нем идет глубокое разложение и распад. Его власть над людьми потрясена, его внутренняя связь нарушена», а с переходом человечества на сознательную ступень своего развития уже окончательно исчезнут все формы бессознательного идолопоклонства [Страна идолов, с. 215-216].

Изменение — это «цепь актов соединения того, что было разделено, и разделения того, что было связано». Например, питание живого организма «есть присоединение элементов среды к его составу», а его размножение – отделение «известной группировки его элементов» [Тектология, кн. 2, с. 143]. С другой стороны, изменение – это всегда результат действия противонаправленных усилий, т.е. разности взаимно противостоящих активностей, что с энергетической точки зрения означает «разницу напряжений энергии между смежными комплексами» или отдельным комплексом и средой [Тектология, кн. 1, с. 170-171]; при этом всякое изменение комплекса имеет исходный пункт там, где он соприкасается с внешней средой, откуда, в конечном счете, «исходит всякий процесс развития» [Тектология, кн. 2, с. 156]. С точки зрения подбора любое изменение представляет собой «сохранение или умножение одних активностей, упрочение или усиление одних связей, устранение, уменьшение, ослабление, разрыв других в том или ином комплексе, в той или иной системе» [Тектология, кн. 2, с. 152]. Более того, с тектологической точки зрения «всякое изменение, когда познавательный интерес сосредоточен именно на нем, на различии формы в его начале и конце, должно рассматриваться как особый кризис». В самом деле, «если происходит изменение тектологической формы комплекса, то сущность его заключается в том, что либо новые активности вступают в комплекс, либо часть прежних устраняется из него, либо они перегруппировываются по-иному; вообще говоря, бывает и то, и другое, и третье одновременно, лишь в разной мере. Первое означает нарушение старых внешних границ комплекса, второе – образование новых; а третье – перемещение его внутренних границ между входящими в него группировками, его частями, т.е. опять-таки разрывы и новообразования границ между ними. Все это как раз соответствует научному пониманию кризисов» [Тектология, кн. 2, с. 253-255]. Поэтому в самой краткой формулировке всякое изменение – это кризис.

Изменчивость — 1) тектологическая величина, характеризующая структурную неустойчивость системы, численно равная количеству сменившихся тектологических форм в единицу времени, или числу кризисов в единицу времени; 2) тектологическое понятие, выражающее способность комплекса к структурным преобразованиям. В опыте «происходят только изменения», причем «всякое изменение можно рассматривать с точки зрения различия формы между начальным и конечным его пунктом» [Тектология, кн. 2, с. 254]. Термин вторичен по отношению к термину «конъюгация». По смысловому содержанию последний термин включает в себя первый, как общее включает в себя частное. Согласно эмпириомонизму изменчивость тождественна причинности, поэтому «исходная точка всякого изменения форм лежит в конечном счете всегда в их среде» [Эмпириомонизм, с. 246]. Таким образом, изменчивость есть следствие закономерностей, отраженных двумя принципами – матрешек и причинности: организационные процессы в объемлющей системе вызывают изменения в объемлемой.

Измерение — это «приложение технически специализированной меры», а не «простое непосредственное количественное сравнение», так как «только мера и результат ее применения – определенное численное отношение – создают из сравнения измерение» [Социально-технические основы геометрии, с. 122]. Сам же «акт “измерения” есть всегда психическая деятельность, материал которой – данные психического опыта», а «если бы эти данные не имели бы характера величин, то вообще никакое измерение не было бы возможно» [Эмпириомонизм, с. 132].

Изобретатель — технарь, т.е. человек, чья деятельность относится к техническому процессу, поскольку протекает «в сфере создания и усовершенствования непосредственных приемов борьбы с природой». Изобретатель имеет дело только с внешней природой, поэтому первый деятель подбора его изобретений – это внешняя природа, и на первых порах судьбу новых технических приспособлений решает естественный подбор. Лишь пройдя это испытание, они затем «социализируются путем передачи или социально регулируются посредством норм», и на этом этапе их дальнейшую судьбу решает уже социальный подбор. Первым условием сохранения и развития новой формы в обществе является ее «непосредственная социальная полезность», которая состоит в том, что данное приспособление увеличивает производительность труда, т.е. «содействует перевесу усвоения энергии из внешней среды над затратами», – это создает базис для положительного подбора. Но «непосредственной полезностью» нового приспособления «еще не решается его социальная судьба, хотя и создается определенная тенденция в благоприятную для него сторону»: изобретение должно пройти еще одно испытание – «вредное сопротивление социальной системы», которое создает почву для отрицательного подбора; и если он перевесит положительную тенденцию положительного подбора, возникающую из «непосредственной полезности» данной формы, «то социальный подбор устранит эту форму, что и наблюдается нередко в действительности» [Эмпириомонизм, с. 279-281].

Изокомплексный процесс — внутрисистемный процесс непрерывного изменения субстрата системы при неизменном постоянстве ее структуры. Такого рода процессы характерны для персистентных комплексов, какими являются, например, жизненный уклад, завод, учебное заведение, наука и множество других.

Изолированный комплекс — пренебрежительно мало связанный с внешней средой комплекс, развитие которого зависит только от внутренних изменений, т.е. определяется взаимодействием исключительно внутренних активностей. Согласно аксиоме всеединства «нет и не может быть комплексов, изолированных в самих себе: каждый окружен средою, иначе организованными комплексами, иными активностями», но в тектологических исследованиях иногда позволительно пренебрегать взаимодействием комплекса с окружающей его средой [Тектология, кн. 1, с. 164]. Синонимы «замкнутая система», «закрытая система», «замкнутый комплекс» в тектологии излишни и потому неупотребительны.

Изоморфизм — структурное подобие отдельных комплексов.

Изоморфизм законов (изоморфизм физических, биологических и социальных законов) — см. изономизм.

Изономизм — тождественность законов, действующих в разных комплексах независимо от природы составляющих их элементов. Изономизм выражает тектологическое всеединство мировых процессов, или другими словами, он есть следствие структурного единства природы [Организационный смысл принципа относительности, с. 128].

Иллюзия — ошибочное восприятие или представление как результат несоответствия психического опыта физическому. Когда физическое тело и его психический образ не совпадают, человек принимает одну вещь за другую, вследствие чего «он, с одной стороны, может неудачно реагировать практически, так что получает от данной “вещи” различные вредные воздействия, с другой стороны, оказывается неприспособлен теоретически, т.е. его высказывания порождают противоречия в других людях, а также в нем самом». Иначе говоря, иллюзия – это такая форма восприятия или представления, в которой «наиболее непосредственно проявляется взаимное несоответствие, дисгармония опыта социально-организованного с опытом, организованным индивидуально, ряда физического с рядом психическим» [Эмпириомонизм, с. 25].

Иллюзия восприятия — это конъюгация непосредственно воспринимаемого психического образа «с хранящимися в памяти представлениями», когда «наличное восприятие дополняется всеми недостающими в нем элементами старого представления, например, костюм, висящий на стене, – элементами человеческой фигуры, так что два образа окончательно смешиваются» [Тектология, кн. 2, с. 30-31].

Иллюзия единства «я» — индивидуалистическое представление о жизненном единстве «я» в различные периоды его существования. Эта иллюзия давно и полностью разоблачена и физиологией, и психологией: на самом деле «это “я” физиологически и психически несколько раз обновляется в жизни организма, и только непрерывная постепенность его изменений позволяет удерживаться привычной иллюзии». Всякое человеческое имя в современном мышлении неразрывно связано с этой индивидуалистической иллюзией. Что, к примеру, «заключается в понятии “Наполеон”? Представление о жизненном единстве определенного лица в различные периоды его существования. “Наполеон” – это “тот самый” человек, который родился на Корсике в 1769 году, был артиллерийским поручиком, генералом республики, первым консулом, императором Франции, одержал такие-то победы, потерпел такие-то поражения, жил пленником на острове св. Елены» и т.д. до его кончины. При этом также «принимается, что умер тот же человек, та же “личность”, то же самое “я”, которое фигурировало в таких-то предыдущих событиях, связанных с именем “Наполеона”», а между тем «физиологически, “тело” умирающего Наполеона до последней молекулы было уже иное, чем “тело” Наполеона, который командовал при Аустерлице», и «психически, вся сумма впечатлений и ощущений, из которых слагалось “я” последних лет его жизни, была совершенно иная, чем та, из которой слагалось “я” молодого генерала-республиканца. И потому в той мысли, которую современный человек выражает словами “Наполеон умер 5 мая 1821 года”, уже есть несомненное заблуждение: в подлежащем мыслится великий социально-культурный деятель, а сказуемое относится к жалкой развалине, исторически ничтожной» [Вера и наука, с. 44].

Иллюзия памяти — это конъюгация воспринимаемого психического образа «с хранящимися в памяти представлениями», когда «какое-нибудь сходное с данным восприятием воспоминание приобретает столько его элементов, что отождествляется с ним, и человеку кажется, что он “уже видел” или вообще уже раньше переживал то, что в действительности он видит или переживает еще только в первый раз» [Тектология, кн. 2, с. 30-31].

Ильинизм (от гетеронима «Вл. Ильин», которым был подписан реакционный марксистско-догматический опус «Материализм и эмпириокритицизм») — курьезная апологетика в форме активной защиты своего же идеологического противника, т.е. случай апологии по недоразумению, когда субъективно понимаемая борьба с противником объективно оказывается его поддержкой; применительно к опусу «Материализм и эмпириокритицизм» – это откровенная и даже яростная апология эйдовампиризма по тому же недоразумению, точнее, по невежеству; а если формулировать более конкретно, то это – выраженная в форме «а ля философской» логонавтики защита религиозного мышления с позиций абсолютного марксизма, или, еще более точно, махровая апология авторитаризма и, в частности, апология «абсолютной и вечной истины». Собственно сам феномен «ильинизм» как форма эйдовируса достаточно характерен в истории развития познания, в которой многовековая борьба религиозного и научного мышления принимала и поныне принимает порой самые причудливые формы. Эйдовампиры прошлого «лукавы и изобретательны» в своих приемах: «сложнейшие обходные движения, невидимые подкопы, неожиданные нападения из неуловимых засад, обманные способы проникать в лагерь врага и сеять там смуту, хитрые переодевания», – все это встречается в истории борьбы веры и науки.

В 1909 году был впервые опубликован парафилософский опус «Материализм и эмпириокритицизм», в котором автор «Вл. Ильин, очень дельный экономист и политик русского марксизма», ставил «себе целью борьбу с религиозным мышлением не на живот, а на смерть», и при этом стремился дать своему читателю истину, причем «истину абсолютную, вечную» [Падение великого фетишизма, с. 136]. Будучи «философски-неопытным и недостаточно проникнутым духом коллективистического мышления», автор, энергично орудуя в малознакомой для него области, как и следовало ожидать, «наступил на тяпку» – его субъективные намерения диаметрально разошлись с объективным результатом их осуществления: «хотел сделать как лучше, а получилось хуже некуда», «думал, что сражался за правое дело, а оказалось наоборот». Основной лейтмотив опуса – «борьба за идею абсолютной и вечной истины» и «борьба против принципа относительности всякого познания» [Вера и наука, с. 39]. Способ подачи материала – сугубо авторитарный: грубое давление собственного авторитета на профанов (причем авторитета не в области философии) плюс масса ссылок на другие авторитеты, в основном на «святых отцов» марксизма. Для имитации собственной авторитетности в данной области, так сказать, «учености», используется чисто психологический метод «цитатного ошеломления», а в качестве аргументации – бесконечное цитирование «святых отцов». Символ веры Ильина в абсолютную истину сводится к следующим четырем положениям:

«1. Существует абсолютная истина, соответствующая абсолютной природе.

2. Человеческое мышление дает ее нам в виде суммы относительных истин.

3. Исторически условны только пределы приближения нашего к абсолютной истине; но мы безусловно приближаемся к ней.

4. Есть много абсолютных и вечных истин, частного характера; это все те, относительно которых мы “не утверждаем, что они могли бы быть опровергнуты в будущем”».

В общем, сплошная белибердяевщина – известные проповеди Н. Бердяева о прогрессе как непрерывном приближении к абсолютным идеалам, абсолютному добру, абсолютной красоте и, в частности, к абсолютной истине через истины относительные. С научной точки зрения такая белибердяевская «“абсолютная” теория прогресса есть бессмыслица». Но в данном случае наука бессильна, «кракатук ильинизма» ей не по зубам: наука наукой, но абсолютная истина Ильину дороже. Абсолютоману и тем более верующему в Ее Величество Абсолютие бесполезно пояснять, что абсолютное – это фиктивное понятие, поскольку «содержание понятий берется только из опыта, а в опыте нет и не может быть ничего абсолютного». И уж совершеннейший маразм – «“приближаться” к абсолютному через относительное, т.е. к бесконечно-далекому через конечное», поскольку к бесконечности хоть прибавь, хоть убавь от нее, она от этого не изменится, поэтому «расстояние от “абсолютного” неизменно» и «говорить о “приближении” к абсолютному есть насмешка и над логикой, и над всяким прогрессивным стремлением» [Вера и наука, с. 46].

Избранная Ильиным тактика борьбы – «кавалерийский наскок»: «шашки (т.е. цитаты) наголо!» и «ура!» – под знаменем марксизма за веру «святоотеческую» вперед к победе авторитаризма. Соответственно этому, и форма убеждения (точнее, зомбирования читателя) исключительно поповская, т.е. твердолобо авторитарная: так, мол, и так говорили «святые отцы» марксизма, а я, марксист Ильин, известный авторитет в их догме, верую в «абсолютную и вечную истину» и всех в нее неверующих объявляю еретиками и т.д. и т.п. – и далее уже на правах этой якобы «общепризнанной» авторитетности со страниц «освященного святой догмой откровения» вершится великое «таинство очищения»: отлучаются от «церкви истинной веры» (марксизма) все примкнувшие к ней еретики с наложением на них обязательной в таких случаях епитимьи, одновременно под «праведным» и сокрушительным огнем тяжелой «цитатной артиллерии» с позиций все той же «святой догмы» ведется профанация учений, несогласных с ее «вечными истинами», и попутно тем же методом «цитатного ошеломления» зомбируются профаны, «убеждаются» колеблющиеся и «утверждаются в истинной вере» посвященные.

Наиболее отличительные признаки ильинизма – это присущие ему неотъемлемые противоречия:

1) «Внешний вид глубочайшей учености – и не менее глубокое невежество на самом деле».

2) «Постоянные обвинения противников в “неприличии”, в “литературном наездничестве”, – и необычный даже для наших отечественных нравов лексикон ругательных слов».

3) «Обозначение всех оппонентов как “философских реакционеров”, и самая застойная тенденция, самая злая ненависть ко всяким без различия “новшествам”».

4) «Резкий, антирелигиозный тон, приписыванье враждебной стороне стремлений к “поповщине”, – и глубоко религиозное мышление, с культом “абсолютного”».

Последнее противоречие – основа всех остальных.

Ильинизм – это прежде всего религиозный способ мышления: вот почему сам по себе опус Вл. Ильина «Материализм и эмпириокритицизм» имеет лишь формальное отношение к философии и, разумеется, совершенно никакого – к науке. Однако мало сказать, что ильинизм – просто некая форма религиозного мышления, пусть даже несколько парадоксальная; на самом деле по своей исключительно противоречивой сути это – самая настоящая патология мышления: «представьте себе человека, который, мысля религиозно, формально принял учение, глубоко враждебное всякому “фидеизму”. Тогда он, во-первых, создает культ из своей антирелигиозности, что само по себе еще не было бы так плохо; но при этом он, – во-вторых, – всякие взгляды, с которыми не согласен, или которых не понимает, будет рассматривать, как идеи враждебной секты, как враждебную религию. Так его собственная религиозность для него субъективно проецируется на его противников» [Вера и наука, с. 85]. Это как в анекдоте про алкоголика, который, в ответ на упрек врача: «что, брат, допился-таки до чертиков?» – отвечал: «нет, я-то еще не допился, а вот ты действительно допился: по тебе чертики так и прыгают, так и прыгают: сам вижу». Так и Вл. Ильин, находясь в религиозном опьянении от своей «абсолютной истины», сам лично так не считал, зато он тоже видел, как прыгают клерикальные чертики по разным инакомыслящим. Казалось бы, курьезное и безобидное само по себе явление, ильинизм, тем не менее, в руках политиков превратился на определенное время, отведенное ему историей, в мощное идеологическое оружие и в освободительном движении человечества сыграл свою крайне реакционную роль.

Имманентный идеализм — распространенная в эпоху индивидуализма система идеологических форм, в которой действительность, весь совокупный опыт человечества всецело укладываются «в рамки психического, в рамки “представления”» в отличие от эмпириомонизма, который «это “психическое” признает только за одну определенную область опыта» [Эмпириомонизм, с. 12].

Иммунная система — сложная дегрессия, поддерживающая гомеостаз высокоорганизованной системы. Например, иммунная система живого организма контролирует внутреннее постоянство его внутренней структуры, нейтрализуя, уничтожая и удаляя из организма все чужеродные и нетипичные для него структуры: инфекционные (вирусы, бактерии), отравляющие (яды) и аномальные (опухолевые клетки). Иммунная система человека имеет сложное иерархическое строение, включающее первичные органы – костный мозг и тимус (вилочковая железа) и вторичные – лимфатические узлы, селезенка, лимфоидная ткань, ассоциированная со слизистыми оболочками; причем все они связаны между собой и другими органами сетью кровеносных и лимфатических сосудов, по которым передвигаются лейкоциты.

Иммунитет — «способность противостоять разным заражениям» [Тектология, кн. 2, с. 85].

Империализм — идеология глобализма в форме мировой государственной экспансии; или политика финансового капитала, выражающая «захватные стремления, которые обострились в передовых странах на почве мировой конкуренции». Концепция империализма впервые возникла в Англии перед началом англо-бурской войны в качестве оправдания ее завоевательного характера: она «гласит, что великие империи представляют высшую форму организации человечества, а потому права малых наций не должны приниматься в расчет, когда дело идет об образовании и расширении таких гигантских государств». Концепция империализма «распространялась и в других странах – Германии, Франции, Японии, Соединенных Штатах и т.д.», всюду порождая завоевательные планы, обостряя национальную вражду и содействуя росту милитаризма [Начальный курс политической экономии, с. 144].

Импорт — реализация на внутреннем рынке товаров иностранного производства. Величина импорта «выражает зависимость страны от мирового рынка в своем производстве и потреблении» [Мировые кризисы (май), с. 113-114].

Инверсия смысла (от лат. inversio – обращение, переворачивание, перестановка) — извращение смысла прочитанного текста, иногда с точностью наоборот. Например, на первой конференции НОТ с позиций тектологии решался «вопрос о том, какие отрасли производства должны считаться “ударными”, т.е. стоять на первой очереди в деле восстановления из разрухи»; согласно закону наименьших «отрасли, относительно наиболее подорванные, наиболее отстающие неизбежно задерживают все прочие, а потому и подлежат наиболее энергичной поддержке». Казалось, смысл такого организационного решения совершенно понятен: выровнять слабые отрасли по передовым. Однако нашлись «критики», усмотревшие в этом решении «призыв» равнять все отрасли по отсталым [Письмо в редакцию газеты «Правда», с. 212].

Ингрессивная разность — тектологическая разность между комплексами, соединенными с помощью ингрессии.

Ингрессивная связка — это «область смешения двух организационных форм, конъюгации активностей той и другой, того, что вообще составляет основу кризисов типа C» [Тектология, кн. 2, с. 256]. См. ингрессор.

Ингрессивная система — 1) система, образованная из комплексов, объединенных связкой; 2) любые два конъюгата, поскольку в их связи всегда можно «выделить “связку”, как особое, третье звено между ними» [Тектология, кн. 1, с. 161]; 3) всякое цепное соединение комплексов посредством различных вводных звеньев – связок. Поскольку «ингрессия есть всеобщая форма цепной связи», то любой комплекс независимо от степени сложности можно рассматривать как ингрессивную систему [Тектология, кн. 1, с. 161].

Ингрессия (от лат. ingressio – вхождение) — 1) «ввод посредствующего комплекса» как «особого третьего звена» между двумя другими комплексами в целях их соединения в единую систему: например, клей между двумя поверхностями или переводчик между двумя иностранцами [Тектология, кн. 1, с. 156]; 2) основная форма организационной связи, поскольку другие формы «разлагаются на несколько ингрессий с необратимой связкой» [Тектология, кн. 2, с. 151]; 3) «всеобщая форма цепной связи», так как в любой связи двух комплексов можно «выделить “связку”, как особое, третье звено между ними», обладающее общими элементами с каждым из них [Тектология, кн. 1, с. 161]. С помощью ингрессии «возможно связывать даже такие комплексы, которые при непосредственном соединении взаимно разрушались бы», например: «примирительное посредничество между двумя враждующими или воюющими сторонами» [Тектология, кн. 1, с. 158]. Всякая ингрессия «предполагает конъюгационные процессы, полем которых является область связки» [Тектология, кн. 2, с. 37], поэтому она, как и конъюгация, – «также основная, первичная форма связи» [Тектология, кн. 1, с. 188]. Более того, «устанавливая новые и новые связи там, где их раньше не было», познание «уже давно пришло к идее непрерывной связи всего существующего, к идее “мировой ингрессии”» [Тектология, кн. 1, с. 160]. В русской познавательной традиции эта идея получила название «всеединство».

Ингрессия труда — основная форма социальной связи. См. трудовая ингрессия.

Ингрессор (от лат. ingressio – вхождение) — всякий «посредствующий комплекс», соединяющий два других в единую систему. Например, периферический комплекс в эгрессивной системе, концентрирующий все основные и первичные связи системы с внешней средой; или производящий общественный комплекс в социальной системе, на который центральный комплекс полностью возлагает функцию регуляции системы с окружающим миром. Синоним – связка.

Индивид (от лат. individuum – неделимое) — отдельно взятый живой организм, неделимая единица жизни, «биоморфный атом», особь. См. индивидуум.

Индивидуализм (от лат. individuum – неделимое) — наиболее типичная форма адаптации человека в дисгармоничной социальной системе в эпоху перехода от авторитаризма к коллективизму, иными словами, «необходимое приспособление в меновом обществе», которое «позволяет личности отстаивать себя и свое хозяйство в экономической борьбе, побуждает ее развивать свои силы, чтобы устоять и победить, – ведет ее, таким образом, по пути творчества и прогресса». Причины индивидуализма – «в анархичности общества, в рыночной борьбе и конкуренции предприятий, маскирующей сотрудничество», а «сущность – в том, что индивидуум, ведущий свое по внешности независимое предприятие, мыслит себя как особый, самостоятельный центр деятельности, центр интересов, противополагая себя со своей частной собственностью другим таким же индивидуумам и всему миру», в результате чего «все задачи человека, весь смысл его существования сосредоточиваются в “я” и в “мое”; и труд, и познание рассматриваются как творчество отдельных личностей, причем каждая действует сама по себе, личная “совесть” – основа их поведения; личная свобода и частная собственность – их первые, “естественные”, т.е. в самой природе людей лежащие, права» [Наука об общественном сознании, с. 388].

Индивидуалистическая культура (от лат. individuum – неделимое и cultura – возделывание, воспитание, поклонение, почитание) — господствующая в наше время культура, базис которой – «автономная личность, противопоставленная в обществе другим, ей подобным, со своими особыми интересами, со своей частной собственностью, материальной и духовной. Отделенная от других сначала специализацией, затем экономической борьбой, среди анархической социальной системы, личность оказывается под властью стихийных сил общества, под властью недоступных ее контролю производственных отношений. Все это – и оторванность личности, и господство над нею экономической необходимости – становится характеристикой культуры, отражается во всех ее формах и проявлениях. В социальных нормах это обнаруживается их абстрактным фетишизмом и безличной принудительностью: коллектив, как субъект норм, недоступен сознанию личности, и их социально-организующая сила воспринимается ею по образу и подобию тех безличных сил рынка, непонятных и непреодолимых, которые властвуют над человеком в его экономической борьбе. В искусстве постоянным героем является тот же человеческий индивидуум среди различных антагонизмов и противоречий с другими людьми, победоносный или погибающий, в зависимости от сочетания не им созданных условий. В познании опять-таки индивидуум представляется единственным носителем и творцом истины и заблуждения, – всеобщим субъектом опыта, частным собственником переживаний. Раздробленное строение трудового процесса и господство в нем стихийности здесь тоже образует модель, по которой формируется мышление, от его высших до самых мелких обобщений. Это мышление всегда плюралистично; его постоянная предпосылка – множественность взаимно-независимых вещей: атомистика у материалистов, монадология – у идеалистов, и т.п. Иногда, правда, плюрализм прикрывается формальным монизмом, – но пустым и бессодержательным, как единство субстанции у Спинозы, единство абсолютного “я” у Фихте, единство неопределимой “материи” или столь же неопределимого “духа” у других философов. А причинная связь явлений повсюду принимает характер голой и пустой природной “необходимости”, которой подчинены все вещи и силы, как в человечестве атомы общества подчинены его непостижимой и неуловимой для них, а потому пустой и голой в их мышлении – экономической необходимости» [Культурные задачи нашего времени, с. 89-90].

Индивидуалистический идеал — это «идеал полного и всестороннего развития независимой, обособленной личности», из которого вытекает требование всякого рода личной свободы: экономической, политической и идейной; при этом под экономической свободой понимается «свобода предпринимательства и свобода торгового договора между покупателем и продавцом, нанимающим капиталистом и рабочим» и т.д. (на самом деле свобода рыночного договора «сводится к беспрепятственному ограблению покупателя продавцом или обратно, а свобода найма вообще означает беспрепятственную эксплуатацию рабочего капиталистом»), под политической свободой понимается «уничтожение политических привилегий и всякого неравенства перед законом», а под идейной – «личная неприкосновенность, свобода слова, печати, мнения религиозного и научного» [Начальный курс политической экономии, с. 151-152].

Индивидуалистический класс — это буржуазия, от мелкой до крупной. Коллективизм опыта, труда и познания, их принципиальная социальность совершенно не соответствуют ее менталитету, сформированному на базе собственного опыта. Она индивидуалистична по всем своим жизненным тенденциям, поскольку основы ее существования – частная собственность и рынок с его неизменной борьбой. Этот индивидуализм находит себе место и в ее концепциях опыта и познания, в которых познающий субъект – всегда индивидуум и, как следствие, «с точки зрения индивидуальной познавательной деятельности ставятся и решаются все основные вопросы философии» [Эмпириомонизм, с. 334].

Индивидуальная система опыта — один из множества периферических комплексов в системе опыта, координирующим центром которой является социальная система опыта.

Индивидуальная собственность — это вовсе не индивидуальное отношение человека к определенной вещи, а исключительно и всецело социальное отношение, т.е. отношение общества к данному человеку и данной вещи одновременно. Принято считать, что «индивидууму принадлежат в собственность орудия его работы, ее продукты, товары, которые он приобрел на рынке», более того, этот индивидуум так и «думает, что все это для него – нечто свое, без всякого касательства к другим людям», и что это – «его собственность на вещь», которая «есть отношение только между ним самим и этой вещью». Однако это не так, «собственность – нечто иное. Легко убедиться, что она на деле – не просто отношение человека к вещи. Такое отношение может быть лишь двоякого рода: техническое или идейное. Техническое – когда мы пользуемся вещью, перемещаем ее, изменяем, потребляем, разрушаем; идейное – когда мы ее познаем, исследуем, говорим о ней. Факты жизни показывают, что собственность – не то и не другое. Человек, получивший наследство, тем самым становится собственником целого ряда вещей, к которым он еще не имеет никакого практического отношения, которых даже не видал, о которых иногда и понятия не имеет. Грудной младенец бывает нередко собственником, например, мастерской, орудий, которых не только применять, но и мыслить еще не может», а является он собственником этого имущества именно «потому, что общество признает его таковым и активно ограждает, в случае надобности, его имущество, не допуская, чтобы оно было присвоено другими людьми. Если младенец случайно вырастет идиотом, он так никогда и не будет способен встать в техническое или идейное отношение ко многим “своим” вещам; но собственником он останется, потому что общество не перестанет признавать и ограждать его имущество» [Наука об общественном сознании, с. 373]. Синоним – личная собственность.

Индивидуальное «Я» — эгрессор психического опыта, его «организующий центр», при исчезновении которого из поля сознания прекращается «антитеза психического с физическим» и устраняется индивидуация. Растворение индивидуального «я» в коллективном «мы» происходит в моменты наивысшей деятельности сознания, например, в моменты «восторженного созерцания прекрасной картины природы или истинно художественного произведения», «в моменты познавательного творчества» или «в моменты напряженного проявления коллективной воли», когда индивидуум перестает чувствовать раздвоение в своем опыте, когда «забывает себя», – «и тогда его переживания наиболее гармоничны». В первобытном родовом обществе, с его коммунизмом, с отсутствием внутренней борьбы и противоречий, «человек не умел отделить себя от своей группы; его опыт непосредственно сливался с опытом других людей, слово “я” обозначало для него собственное тело с его непосредственными потребностями, но вовсе не комплекс эмоций и стремлений, резко отграниченных от эмоций и стремлений других людей, как это бывает в современном обществе. В обществе высшего типа, с коллективно-организованным трудом, с устраненными внутренними противоречиями и резкими различиями особей, человеческое “я” так же мало, как в обществе первобытном, могло бы послужить центром особого мира – мира индивидуально-психического: в тесном взаимном общении, в глубоком взаимном понимании людей исчезла бы всякая склонность противополагать свою “психику” психике других людей; и гармонически организованный коллективный опыт дал бы людям такую грандиозную полноту жизни, о которой мы, люди эпохи противоречий, не можем составить себе понятия» [Эмпириомонизм, с. 35-36].

Индивидуально-организованный опыт — субъективный опыт, т.е. опыт конкретного индивидуума, который «ограничивается данной личностью, не выходит из рамок жизни индивидуума». В отличие от понятия «индивидуальный опыт», выражающего принадлежность опыта личности, этот термин «означает именно способ организации» [Философия живого опыта, с. 221], и именно в таком качестве он, т.е. «опыт, организованный индивидуально, входит в систему опыта, организованного социально, как его нераздельная часть», вследствие чего «перестает составлять особый мир для познания», так как психическое исчезает в объединяющих формах физического [Эмпириомонизм, с. 33].

Индивидуальный опыт — результат согласования индивидуально-организованного опыта с определенной частью социально-организованного, т.е. их когерент; проще говоря, тот уникальный «внутренний мир» отдельного человека, который непрерывно развивается посредством общения. В тектологии связь различных форм организации опыта выражается краткой формулой: СО ⊇ И ⊆ ИО, где СО – социально-организованный опыт, И – индивидуальный, а ИО – индивидуально-организованный опыт; при этом вполне понятно, что СО » ИО, т.е. СО во много раз больше ИО. Наряду с термином «индивидуальный опыт» в тектологии применяется и другой, ему тождественный – «индивидуальная система опыта».

Индивидуальный труд — с энергетической точки зрения – это затрата нервно-мускульной энергии, и хотя физиологически он есть «функция всего организма как целого», прежде всего и в основном – это затрата энергии нервных центров, возрастающая при усложнении труда. Действительно, «центральный нервный аппарат, состоящий из головного и спинного мозга и нервных узлов, заключает несколько сот миллиардов “нейронов”, нервных клеток с их нервными волокнами; эти нейроны группируются во многие тысячи, если не миллионы частичных механизмов для специальных “двигательных реакций”, рефлексов; каждый такой механизм есть сочетание нейронов “чувствительных”, воспринимающих внешние раздражения определенных органов чувств, и нейронов “моторных”, которые, получая импульсы от первых, посылают к определенным мускульным волокнам нервный ток, вызывающий их сокращение. При труде простом действует небольшое число таких элементарных механизмов; при сложном работает гораздо большее их количество, во взаимной связи и под непрерывным взаимным контролем: каждый должен вступать в дело на определенной ступени трудового акта, при наличности определенных, устанавливаемых внешними чувствами условий, и так же должен при известном, происходящем от самого же труда изменением этих условий приостанавливаться, уступая место другим, сменяющим его механизмам, чтобы потом в соответственный момент опять прийти в действие, и т.д. Затраты энергии увеличиваются не только потому, что в работе участвует больше механизмов, но еще и потому, что между ними все время идет общение, взаимодействие, что они, посылая друг другу импульсы, в разной мере возбуждают и задерживают друг друга; эти процессы, обозначаемые обычно как “внимание”, “соображение”, “инициатива”, “регулирование”, представляют при сложных формах труда, вероятно, наибольшую долю затрат. В общем же совершенно понятно, что величина этих затрат может значительно превосходить ту, какая требуется в простом труде; и если бы мы знали, во сколько раз, это и был бы точный коэффициент психофизиологической сложности, “квалификации” труда» [Тектология, кн. 1, с. 266].

Индивидуация (от лат. individuum – неделимое) — «противопоставление нашего “я” внешнему миру», другим «я» и вообще психического – физическому [Эмпириомонизм, с. 35].

Индивидуум (от лат. individuum – неделимое) — элемент всякого общества, его неразложимая единица, «социальный атом», т.е. отдельный человек.

Индукция — «метод обобщающий, идущий от частного к общему» [Наука об общественном сознании, с. 268], т.е. такой метод познания, при котором от изучения единичных вещей, явлений и фактов приходят к общему правилу, к обобщению. Например: изучив свойства отдельных химических элементов, Менделеев открыл периодический закон и разработал на его основе периодическую систему элементов.

Инерция — «неизменная форма движения», точнее говоря, «основное свойство такого процесса, который подвержен вполне уравновешенному влиянию внешней среды»; но в действительности это всего лишь идеальный случай, поскольку «ни для какой формы движения изменяющие влияния не бывают вполне уравновешены; поэтому непрерывное изменение форм движения есть такой же всеобщий факт, как само движение» [Основные элементы, с. 30]. С точки зрения тектологии инерция – это активность–сопротивление. Раньше существовала концепция инерции как «сопротивления абсолютно пассивного», которое само «не есть активность, но противостоит активности». Однако «эта идея разрушена прогрессом науки»: «инерция материи, воплощающаяся в ее “массе”, оказалась проявлением концентрированной в ней энергии, а именно электрической; “инертные” атомы рассматриваются теперь как поле самых интенсивных процессов вселенной» [Тектология, кн. 1, с. 119].

Инквизиция — католическая судебно-полицейская организация эпохи авторитаризма, фактор отрицательного социального подбора, социовампир четвертого уровня катагеничности. Например, известная своей жестокостью испанская инквизиция уничтожила в кострах и застенках 340 тысяч человек, но при этом «загубила косвенно многие их миллионы и на несколько веков обессилила мозг и тело великой нации» [Великий упырь нашего времени, с. 68].

Иннервация (от лат. in – в, внутри и nervus – нерв) — с позиций эмпириомонизма «затрата энергии психической системы», которая в зависимости от направления потока энергии подразделяется на центробежную, когда «поток энергии направлен от центрального аппарата системы к периферии, а в конечном счете – к внешней среде», и центростремительную – от периферии к центральному аппарату, но изначально, естественно, из среды [Эмпириомонизм, с. 198, 157].

Инстинкт — приспособление для сохранения животного организма, которое «отличается от рефлекса гораздо большей сложностью реакции и соответственной сложностью ее анатомического механизма». По целесообразности инстинкт сходен с рефлексом, но скорость реакции у него может быть незначительной; к тому же «в инстинкте еще остается налицо главная, основная черта рефлекса – неизменность реакции, устойчивость ее формы (машинообразный характер)»; и хотя оба они не относятся к приспособлениям для развития, «но от них ведет свое начало психическая двигательная система высших животных, которая является приспособлением для развития по преимуществу» [Основные элементы, с. 122].

Интеллектуальная деятельность — организация опыта посредством «организации идей» [Тектология, кн. 1, с. 106, 70]. Как разновидность трудовой деятельности она также «исходит из предвидимых предельных равновесий» и также представляет собой «не что иное, как бесконечную цепь кризисов C». Однако имеется существенное отличие интеллектуальной деятельности от производственной деятельности. Поскольку процессы мышления развертываются гораздо более сложной цепью кризисов C, то «предельные равновесия, к которым они приходят, заранее предвидятся гораздо реже, да и тогда обычно с меньшей определенностью и точностью, чем в трудовой практике», в силу чего следует признать, что «процессы мышления в нынешней фазе развития человечества гораздо менее планомерны, т.е. более стихийны, чем практически-трудовые». И действительно: «в мышлении людей количество ошибок и неудач, т.е. дезорганизационных комбинаций, относительно гораздо больше, чем в производстве; только обходятся они людям гораздо дешевле, не составляют такой большой растраты активностей, как ошибки и неудачи трудовой практики», вследствие чего «выгоднее переносить, как можно чаще и полнее, стихийность исканий из второй области в первую», т.е. «длинные и сложные ряды мысленных комбинаций проверяются реально каким-нибудь одним, иногда несложным экспериментом; и если в нем предельное равновесие получается не то, которое соответствует результатам мысленного ряда, он весь отбрасывается ценой одной лишь практической неудачи, вместо многих бесплодных попыток» [Тектология, кн. 2, с. 234-236].

Интеллигенция — организаторская, «государственно-чиновничья и техническая, социальная группа, являющаяся классом по природе (особое положение в системе производства), но не сложившаяся в класс по своему сознанию и организации: класс “an sich”, но не “für sich”» [Мировая война и революция, с. 93]. В настоящее время это – достаточно «обширный социальный слой» из «технически, политически, культурно организаторских элементов», занимающий положение между господствующим и подчиненным классом; слой, который, «несмотря на свое особое положение в системе производства и крупную роль в нем, не играл до сих пор самостоятельной классовой роли», частью сохраняя нейтралитет, частью принимая «оболочку “трудовой интеллигенции”», но большей частью «присоединяясь к господствующей силе» и становясь «агентом капитала». И «пока его роль такова, соотношения мировых сил он сам по себе не меняет» [Новейшие прообразы коллективистического строя, с. 92]. См. когнитариат и текторат.

Интенсивность психической жизни — количество изменений психической системы в единицу времени. Длительность и частота каких-либо переживаний усиливают прочность ассоциативной связи тех комплексов, которые выступают в это время в поле сознания; при этом их связь «особенно прочна, если возникает при сильном аффекционале: все, что пережито в момент высокой радости или интенсивного страдания, ассоциируется наиболее прочно, так что каждая часть тогдашнего поля сознания, выступая в сознании вновь, с большой силой и ясностью воскрешает другие». С другой стороны, «чем интенсивнее психическая жизнь за все то промежуточное время, пока ассоциированные комплексы остаются “за порогом” сознания, тем больше ослабляется и ассоциативная связь этих комплексов, тем меньше шансов, что вступление одного из них в поле сознания “повлечет” за собою вступление другого». Интенсивная психическая жизнь означает «большое количество изменяющих влияний, а влияния эти действуют и за пределами главной координации, преобразуя прежде сложившиеся частные системы энергического равновесия – ассоциативные группировки», для которых продолжительность изменяющих влияний имеет такое же значение, как их интенсивность: «ассоциации становятся менее прочными, если долго не возобновляются в сознании» [Эмпириомонизм, с. 148-149].

Интенсивный способ сохранения форм — это универсальный способ сохранения отдельным комплексом своей организационной формы в среде путем поддержания с ней подвижного равновесия, который заключается в увеличении активностей комплекса за счет среды и в последующих структурных преобразованиях согласно условиям устойчивости. В сравнении с экстенсивным способом сохранения форм это всеобщий способ индивидуального выживания комплекса.

Интерес — вытекающее из опыта определенное стремление какого-либо существа или коллектива «к расширению и развитию жизни», которое, «материальное и нематериальное, есть не что иное, как возрастание жизненной организованности, количественной и структурной» [Тектология, кн. 2, с. 299]. Таким образом, с точки зрения тектологии все интересы носят исключительно организационный характер, не говоря уж о том, что «все интересы человечества – организационные» и только организационные [Тектология, кн. 1, с. 71].

Интермундиализм (от лат. intermundia – расщелина мира) — метафизическое рассуждательство.

Интермундия (от лат. intermundia – расщелина мира) — мир пустых абстракций, область трансцендентного, т.е. метафизика «вещей в себе», «сущностей», «ноуменов» и тому подобное, вообще всякая метафизическая логонавтика, а также вся метафизика в целом.

Интернет — электронная форма эйдосферы; точнее, не вся в целом эйдосфера, а только часть ее, выраженная в электронной форме и зафиксированная в определенный момент времени.

Интерференция — это «взаимоуничтожение противоположных комплексов, служащих связью между другими», т.е. такой тип изменения, при котором в бесконечном и непрерывном универсуме отдельные комплексы и их системы «остаются разделенными», не сливаясь при этом «в одно непрерывное поле». Как одна из форм причинной связи интерференция сводит перерывы в опыте к непрерывности [Эмпириомонизм, с. 338].

Интрагенерация — разновидность косвенного размножения биоформ, которые сохраняются путем размножения своих внутренних самовоспроизводящихся элементов, например, вид выживает и численно растет не сам по себе, а за счет размножения своих отдельных биологических особей.

Интроекция (от лат. intro – внутрь и jacio – бросаю, кладу) — в гносеологии «помещение психического мира внутри нервной системы»; с позиций эмпириомонизма совершенно излишняя и логически противоречивая гипотеза. Тем не менее, «в современном мышлении интроекции принадлежит безусловное господство. В обыденной психологии она выражается в признании “тела” внешней оболочкой “души” как внутренней сущности. В психологической науке и в философии она сказывается в представлении о “внешних чувствах”, которыми воспринимается физический мир, и “внутреннем чувстве”, которым воспринимается мир психический. Физиологический организм представляется как бы ящиком с непрозрачными стенками, внутри которого помещается “психика”. Основное соображение, опровергающее интроекцию, таково. Сам организм есть определенный комплекс зрительных, тактильных и тому подобных элементов в их определенных отношениях, и “внутри” этого комплекса можно помещать только однородные с ним, но меньшие комплексы: органы, ткани, волокна, клетки; а помещать там комплексы элементов иного типа, неоднородные с первым, не имеет смысла: это все равно что помещать мелодию, воспринимаемую слухом, внутри музыкального инструмента, воспринимаемого зрением и осязанием. Пространственные отношения сами по себе суть зрительно-тактильные, и потому нельзя комплексы иного, не зрительно-тактильного, типа ставить в чисто пространственные отношения “внутри” и “вне”» [Эмпириомонизм, с. 30].

Информационное сжатие — познавательное упрощение эмпирического материала в целях экономии мышления, в результате которого формируется обобщение. Высшей степенью информационного сжатия являются тектологические обобщения.

Информационный фетишизм — извращенное понимание информации, связанное с превращением ее из меры организованности какого-либо комплекса в самостоятельную сущность. В действительности информация не заключает в себе ничего абсолютного, это не субстанция комплексов, а соотношение их организованности, тектологическая разность между ними.

Информация (от лат. informatio – истолкование, понятие, осведомление) — мера организованности определенной системы относительно организованности среды, другой системы или же себя самой в различные моменты своего изменения, т.е. либо организационная разность между выделенной системой и средой или другой системой, либо просто разница между двумя ее собственными тектологическими состояниями. Таким образом, понятие «информация» всецело сводится к понятию «тектологическая разность». Отраженная сознанием эта разность в целях сохранения, обработки, передачи и размножения может быть в последующем закодирована в любой системе естественного или искусственного языка. В рамках конкретного языка информация – это система определенных знаков, способная к неограниченному размножению и представляющая собой типичный персистент с переменным, необязательно однородным субстратом. Непосредственную связь между информацией и тектологической разностью удобно показать на следующем простом примере: представим, что на некотором совершенно черном экране имеется только одно маленькое отверстие, через которое видна лишь ограниченная часть совершенно ровной, равномерно окрашенной и непрерывно движущейся синей поверхности; одни комплексы синих элементов сменяют другие, а «мы не замечаем этого движения», поскольку «в нашем “восприятии”, в нашем психическом опыте остается все один и тот же комплекс элементов “синего”, который не изменяется, как бы ни была велика скорость “физического” движения плоскости» [Эмпириомонизм, с. 89]. Наше сознание не обнаруживает никакой тектологической разности между сменяющими друг друга участками синей поверхности: информация равна нулю. Но если на движущейся поверхности имеется красное пятно, которое попадает в обзор, то сознание фиксирует возникшее количественное и качественное несходство новых наблюдений с предыдущими. Определенная информация уже имеется, однако ничего не известно о связи комплекса элементов «синего» с комплексом элементов «красного»: образуют ли они единую систему или это отдельные комплексы. Иными словами, неизвестно, является ли наблюдаемая тектологическая разность сменой тектологических состояний одной и той же системы или фиксируемая тектологическая разность есть определенное различие организованности одного комплекса в сравнении с другим. Проще говоря, замечая движение красного пятна относительно синей плоскости, мы по-прежнему не знаем, движется ли она сама относительно нас. Но если мы окажем некоторое воздействие на нее, нанесем, например, царапину возле пятна и увидим при этом, что царапина движется так же, как и пятно, с той же скоростью и в ту же сторону, причем расстояние между ними не меняется, то наше сознание уже фиксирует и движение плоскости, и присутствие на ней красного пятна с царапиной: тектологическая разность между новым наблюдаемым комплексом и прежними возросла, соответственно, увеличилась информация о нем. Таким образом, непосредственная связь между ними очевидна; более того, из этого же примера ясно, что информация о наблюдаемом комплексе уменьшает его неопределенность.

Иппокрена искусства (от греч. ιπποκρήνη – ключ коня; родник на горе Геликон, возникший от удара копыта крылатого коня Пегаса; источник вдохновения муз) — сотрудничество, поскольку именно «социально-технический процесс порождает необходимость гармонического объединения опыта различных людей», в силу чего «общественный труд людей есть первичная область их общения, а стало быть, и высказываний»; другими словами, все специальные формы выражения, в том числе и формы искусства, «возникают на почве практического объединения человеческих действий» [Эмпириомонизм, с. 41].

Иппокрена науки — «систематизированный трудовой опыт человечества», порождающий практическую предсказуемость [Философия современного естествоиспытателя, с. 75].

Иппокрена научных законов — трудовая ингрессия, которая петлями прямых и обратных связей между человечеством и природой развертывается в непрерывную сеть мировой ингрессии, из которой, в свою очередь, развертываются мировая эгрессия, организующая природу для человечества, и мировая дегрессия, закрепляющая каждый шаг этого процесса, определяя и фиксируя его в пространстве и времени. Проще говоря, научные законы «лежат не в природе внешней, не во вселенной, взятой независимо от человека, – как это представляли себе материалисты, видевшие в них “неизменные законы вещей”. И не в самом человеке, абстрагированном от стихий, с которыми он борется, лежат эти законы, – не он диктует их миру. Также и не в пассивном восприятии, не в простом наблюдении мира, как “методы ориентировки”, – взгляд эмпириокритиков. “Законы природы” рождаются и живут в трудовой борьбе человечества с природой, они – совместное произведение обеих этих сил, не “законы человеческие” и не “законы стихийные”, но законы трудового развития жизни во вселенной» [Философия современного естествоиспытателя, с. 114].

Иппокрена норм — «общественная связь, интересы коллектива, группового, классового или обще-социального: их сущность лежит в организующей функции, их основа – объективное сотрудничество людей» [Культурные задачи нашего времени, с. 80-81].

Иппокрена революции — «противоречия общественной жизни», суть которых «сводится к несоответствию между трудовым содержанием общественной жизни и рамками, в которых оно заключено», точнее говоря, между развитием производительных сил общества и его производственными отношениями, т.е. соответствующими идеологическими формами [Из психологии общества, с. 267].

Иппокрена социальности — первичная стадность плюс подражание.

Иппокрена социогенеза — «непосредственная борьба человека с природою» [Эмпириомонизм, с. 283].

Иппокрена тектологии — социально-трудовое понимание опыта как социально-организованного и потому объективного.

Иппокрена фетишизма и мистики — «власть природы над человеком, слабость человека перед стихиями» [Философия современного естествоиспытателя, с. 43].

Иппокрена философии — «индивидуалистическое понимание опыта людей», которое «отражает практический индивидуализм, развиваемый организацией менового общества» [Философия живого опыта, с. 95]. Иными словами, «философия рождается из познавательных противоречий человеческого опыта», суть которых «заключается в несоответствии между содержанием опыта людей и его исторически выработанными познавательными формами», т.е. «между теми данными, которые люди находят в своих переживаниях, и теми общими представлениями, идеями, догмами, посредством которых они привыкли связывать и объединять эти переживания» [Из психологии общества, с. 271-272].

Иррадиация (от лат. irradio – освещать своими лучами) — неизбежная передача нервного возбуждения в психической системе «по ассоциативным путям от элементов, играющих главную роль в реакции, ко многим другим» [Познание с исторической точки зрения, с. 162-163].

Ирреальность (от лат. irrealis – не существующий в действительности) — это «мир сновидений, грез, галлюцинаций», который, конечно же, существует, но это «не действительный» и «не объективный» мир, поскольку в нем нет ни технической, ни научной закономерности: «топор, который мне приснился, не годится для труда, им нельзя технически воспользоваться»; «солнце, которое вижу во сне, не подчиняется формулам астрономии, а свет его не дает теней по правилам оптики. Но я могу во сне усердно рубить топором дерево? Да, – только, другие не могут работать тем же топором. Техническая закономерность имеет общественный характер. И научная тоже. Специалист-ученый может во сне делать измерения и вычисления, – но для других людей эта работа не существует, ни участвовать в ней, ни проверять ее они не могут». Итак, если отнять у нашего реального мира общественно-техническую и научную закономерность, то «он будет не действителен и не объективен», как мир снов, грез и галлюцинаций: «останется только стихийность, только безличный, хаотический поток событий, в котором нельзя действовать: оттого он и не­действителен» [Десятилетие отлучения от марксизма, с. 48-49].

Исключительная психичность — всецелая принадлежность психическому миру; в частности – это атрибутивная характеристика эмоциональных и волевых комплексов, а также комплекса «Я» – их организующего центра. В отличие от восприятий и представлений эти выше перечисленные комплексы всецело психические и никогда не относимы к физическому миру, т.е. не могут быть представлены «в той закономерной связи, которая характеризует физическую сферу опыта» [Эмпириомонизм, с. 11].

Искусственный подбор — «сознательная активность человека», проявляющая себя как целенаправленный подбор и действующая по схеме «максимум расхождения и минимум конъюгации», согласно которой целью ставится само системное расхождение, но «не в виде определенной, вполне конкретизированной технической задачи, а как расхождение вообще». Например: поиск и «выработка новых разновидностей в садоводстве, птицеводстве и т.п., а также в научно-экспериментальных исследованиях над образованием новых биологических форм». Схема подбора в этих случаях такая: сначала берутся «экземпляры мало различающиеся, практически “одинаковые” в смысле единства разновидности», затем «они “разъединяются”, т.е. ставятся в разные условия, вследствие чего испытывают несходные изменения», и «как только намечается определенная вариация», экземпляры, в которых она проявилась, опять отделяются от остальных, «чтобы не допустить конъюгации», поскольку она «мешала бы расхождению и сглаживала бы его. Эти акты разъединения повторяются вновь и вновь, составляя основу “искусственного подбора”. В природе при естественном подборе аналогичное разъединение достигается лишь тем, что различно изменившиеся формы, так сказать, сами собой становятся во все более различные отношения к внешней среде. Разумеется, такое разъединение несравненно менее полно, чем искусственное; конъюгация в целой массе случаев остается возможной и ослабляет тенденцию расхождения» [Тектология, кн. 2, с. 10]. Искусственный подбор по сравнению с естественным и общественным обходится несравнимо малыми средствами достижения конечных результатов, а скорость его многократно больше скорости общественного, хотя, конечно же, на несколько порядков уступает скорости психического подбора, который, в свою очередь, еще более экономичен в средствах.

Искусство — 1) сложный идеологический комплекс, включающий все три типа организующих приспособления, поскольку его социальное содержание «сводится частью к передаче непосредственных переживаний от одного человека к другим, частью к сообщению другим накопленного опыта (т.е. частью к первому, частью ко второму типу организующих приспособлений)», заключая в себе при этом «элементы третьего идеологического типа – социально-нормативные», так как «принцип искусства – красота – становится нормою человеческого поведения» [Эмпириомонизм, с. 269-270]; 2) «орудие социальной организации людей», которое, в отличие от науки, «организует опыт в живых образах, а не в понятиях» [Вопросы социализма, с. 421]; 3) область человеческой деятельности, в которой «организация идей и организация вещей нераздельны». Например: «взятые сами по себе архитектурное сооружение, статуя, картина являются системами “мертвых” элементов – камня, металла, полотна, красок; но жизненный смысл этих произведений лежит в тех комплексах образов, эмоций, которые вокруг них объединяются в человеческой психике» [Тектология, кн. 1, с. 70]. Искусство изначально имеет организационный характер, его содержание – всегда «тектологическое; в этом основа его жизненного значения. Это – тектология в наглядных образах вместо отвлеченных схем». Роман, повесть, драма рисуют человеческие взаимоотношения в их развитии, возникновении, разрушении, т.е. изображают «организационные и дезорганизационные процессы в общественной среде. Красивая статуя дает видимую схему гармоничного строения человеческого тела, т.е. целесообразной его организации. Даже лирика, музыка, ландшафт дают разными способами схемы гармоничных или дисгармоничных “настроений”, т.е. стройно организованных или дезорганизованных комплексов восприятий, эмоций, стремлений и т.п.». Именно поэтому искусство «с его организационными методами подлежит особому тектологическому исследованию» [Тектология (1917), с. 71].

Исполнитель — это ингрессор, роль которого в авторитарной системе сводится к «физическому воздействию на объекты труда» [Тектология, кн. 1, с. 107].

Исследование — это познавательная пластика плюс цель. Всякое исследование, в какой угодно науке, занимается тем, что разлагает явления на их элементы, а затем рассматривает их в комплексной связи, достигая своей цели только в обобщении, в «выяснении сходств», без чего «и пределы различий, и их значение остаются неизвестными» [Вопросы социализма, с. 393]. Закономерность исследования называется методом и представляет собой «тип, общую форму познавательной пластики», более того, «законы науки суть законы исследования, сложившиеся, постоянные формы познавательной обработки определенного рода представлений» [Познание с исторической точки зрения, с. 203].

Истина — «организующая форма человеческого опыта» [Вера и наука, с. 61], или, более конкретно, «общественно-трудовой, кристаллизованный в понятиях, опыт» [Наука об общественном сознании, с. 386], т.е. всякое общественно значимое суждение, которое «в деятельности не приводит к противоречию». Истина нужна человечеству как прочная и надежная основа для его деятельности, т.е. в конечном итоге – для борьбы человека с природой. Истина – «главное и лучшее орудие в этой борьбе». Она «рождается в деятельности познания и имеет своею целью дальнейшую деятельность, уже не только познавательную». Именно «в деятельности начало и конец, источник и внутренний смысл истины» [Основные элементы, с. 3]. Поскольку содержание опыта непрерывно расширяется, то изменяется и содержание знания, следовательно, истина меняется тоже: она исторична, т.е. относительна. Например: «взгляд на землю, как на неподвижный центр вселенной, был истиной для одного времени и заблуждением для другого». Критерий истины – это «подбор со стороны общественной среды, общественный подбор»: на статус истины может претендовать «лишь такая форма познания, которая общественно сохраняется, которая сохраняется не в отдельной психике, а в целой системе психик, связанных сотрудничеством» [Познание с исторической точки зрения, с. 188-189]. Истина всегда «имеет смысл и значение только в человеческой действительности, в человеческой практике», иными словами, «нет истины самой по себе, нет истины вне коллектива». Именно поэтому истина – это всегда «коллективный опыт, то, на чем основывается коллективная практика, это идеальное орудие коллективного труда» [Элементы пролетарской культуры, с. 65-66]. Однако то, что является истиной для одной социальной группы, может не быть ею для другой. Но такая относительность сохраняется лишь «до тех пор, пока общество рассматривается как простая совокупность различных жизненных процессов – индивидуальных, социально-групповых, пока не принимается во внимание общая закономерность социального развития, его объединяющая тенденция», которая «и является последним, наиболее объективным критерием истины». Истина всегда арогенична общественному развитию, его объединяющей тенденции: «истинны те формы познания, которые сохраняются и развиваются в ходе общественного развития – и в силу этого развития; ложны те, которые общественное развитие стремится разрушить». Но «общественное развитие – не абсолютный закон природы, а только эмпирический факт», и «вопрос о наличности этого факта решается на поле борьбы общества с природой», при этом, если «энергия общественного целого возрастает, оно развивается; если энергия уменьшается, оно деградирует. Над подбором общественным стоит подбор всеобщий» – «высший судья», который «санкционирует истину общественного развития». Таким образом, относителен и историчен даже «последний, наиболее объективный критерий истины» – общественное развитие [Познание с исторической точки зрения, с. 190-191].

Истинное — то, что «имеет реальное значение», что может «быть опорой для практики» [Социально-технические основы геометрии, с. 122].

Истинное познание — это эмпириомонистическое познание, которое «либо расширяет содержание, вмещающееся в данных формах познания, – расширяет его эмпирический материал, либо создает для этого материала более целостные и прочные формы, – монистически его преобразует; в конечном счете осуществляет и то, и другое». Познание внеэмпирическое, т.е. метафизическое, «есть пустая фикция», а познание внемонистическое, т.е. лишенное единства, «означает только пробел познания», – то и другое не есть истинное познание [Эмпириомонизм, с. 106].

Истинное равновесие — это не есть «точное, полное равновесие, а только тенденция к нему в двухсторонних колебаниях» [Тектология, кн. 1, с. 253].

Истинность — полное «соответствие с фактами и отсутствие внутренних противоречий» [Эмпириомонизм, с. 335].

Истинность идеи — это «познавательная целесообразность» идеи, ее способность быть тектологически более эффективной в деле познания, ее конкретно-организующая дееспособность в общем познавательном процессе или в частном: что, собственно, «может она дать для опыта психического и для монистической концепции всякого опыта вообще» [Эмпириомонизм, с. 91].

Истинный эмпириомонизм — высшая стадия развития эмпириомонизма, возможная лишь в «обществе высшего типа, с коллективно-организованным трудом, с устраненными внутренними противоречиями и резкими различиями особей», в котором «человеческое “я” так же мало, как в обществе первобытном, могло бы послужить центром особого мира – мира индивидуально-психического: в тесном взаимном общении, в глубоком взаимном понимании людей исчезла бы всякая склонность противополагать свою “психику” психике других людей». В таком обществе «для познания легко будет объединить всю сумму человеческих переживаний в гармонически-целостные, бесконечно пластичные формы, в которых опыт каждого органически сольется с опытом всех. И там будут, конечно, противоречия в опыте и в познании; но это не будут безысходные противоречия окаменелых фетишей мысли, не допускающих никакой инстанции над собою, а временные разногласия творческого мышления людей, сознательно стремящихся согласовать и свести к единству свои переживания, людей, сознательно отыскивающих наилучшие, наиболее целесообразные формы для такого согласования и единства. Свободное стремление к социальной гармонии познания вместе с глубокой уверенностью в возможности и необходимости ее достижения будет постоянно господствовать над всеми проявлениями личного сознания. Освобожденная от внутреннего разлада человеческая мысль, ничем не затемненная, чистая и ясная, будет с недоступной нашему воображению энергией прокладывать себе путь в бесконечность. Там будет достигнут истинный эмпириомонизм, который представляется нам идеалом познания» [Эмпириомонизм, с. 36].

Историк — специалист по реконструкции прошлого человечества, систематизатор археологических, летописных и астрономических данных опыта.

Историк-актуалист — историк, изучающий хронику текущих дней, т.е. ученый, который исследует самое ближайшее историческое прошлое, учитывая при этом все «глубоководные» исторические течения, т.е. тенденции исторических процессов, и предсказывает не «назад», как Гегель, а «вперед», как Богданов. Для успешных занятий актуальными историческими исследованиями такой историк должен быть тектологом.

Историогенез — научная картина зарождения человечества и его развития из животного состояния в разумную расу. Согласно тектологии становление человечества как разумного вида развертывается по схеме: пролог истории, начало истории и собственно история. В настоящий момент человечество вплотную приблизилось к началу своей истории, за которым последует заключительный этап исторического цикла.

Историосоциогенез — зарождение социальности под действием биологического подбора и дальнейшее развитие под действием общественного. Схема этого процесса следующая: «1. Из связей видовой жизни возникает первичная стадность – зародыш общественности. На почве этой стадности развивается подражание – явление, основанное на фактах ассоциации представлений и стремлений. 2. По мере того как привычные реакции приобретают характер трудовых, т.е. соединенных с представлением определенных целей, из фактов стадности и подражания развивается общественность, т.е. сотрудничество, трудовая совместность особей в борьбе с природой. 3. Поскольку, таким образом, возникает общество, как особая форма жизни, на сцену выступает специальный внутренний подбор этой формы – общественный подбор, приспособляющий элементы общественного целого одни к другим и ко всему целому. 4. Система взаимно-приспособленных психических форм различных особей составляет форму общественную. Выработка подобных форм общественным подбором стремится сделать общество цельной, чуждой внутренних противоречий системой» [Познание с исторической точки зрения, с. 160].

Историческая сущность познания — «его происхождение из технического процесса, из непосредственной борьбы людей с внешней природой, – его характер сокращенного воспроизведения практически-трудовых переживаний, – его жизненный смысл, как орудия дальнейшей трудовой деятельности людей, как организующей формы, связывающей прошлую практику людей с практикой настоящего, и тем самым придающей их действиям всю техническую планомерность, какая исторически выработана в трудовом опыте людей. В данной форме познания как бы сокращенно повторяется вся история познания вообще, как в истории индивидуума сокращенно повторяется история вида» [Философия современного естествоиспытателя, с. 113].

Исторические мегатенденции (мегатренды) — это основные направления глобального социогенеза, наблюдаемого в масштабе исторического времени. В таком временном измерении развитие глобального общественного процесса направлено в сторону роста численности человечества и его влияния на окружающую среду, в сторону дальнейшего возрастания темпа социальных преобразований, усложнения и роста организованности общества, роста сотрудничества и всестороннего освобождения человеческой деятельности. Весь комплекс этих мегатенденций образует единую историческую омега-тенденцию.

Исторический материализм (истмат) — тектология социогенеза, т.е. «учение о связи разных сторон общественного процесса. Его основная схема говорит, что первично развитие определяется в той области, где человек непосредственно сталкивается с природой, – в области технических отношений человека к природе, в области производительных сил. В зависимости от этих технических отношений человека к природе формируются производственные отношения, а в зависимости от тех и других – идеи, нормы, идеология. Следовательно, первичный фактор – техника, ею определяются – экономика и дальше – идеология. Это закономерность развития» [Организационные принципы социальной техники и экономики (статья), с. 272]. С тектологической точки зрения базовая схема истмата рассматривается как система трех организационных процессов, протекающих соответственно в техно-, ойко- и эйдосфере и связанных в единый цикл, находящийся в подвижном равновесии с природной средой. Другими словами, непрерывно идущие процессы организации и дезорганизации в природе изменяют техносферные организационные процессы, которые в свою очередь изменяют ойкосферные, а изменение их обоих находит свое отражение в эйдосферных – это прямая петля цикла; но процесс на этом не останавливается: изменения в эйдосфере трансформируют организационные процессы в ойко- и техносфере – это обратная петля цикла, который, естественно, возобновляется вновь с очередным изменением природной среды.

Исторический метод — ранее возникшая версия системного подхода, в основе которой лежат принципы изономизма, мировой ингрессии и структурного взаимоподобия. В силу своей универсальности метод эффективен в познании всех без исключения явлений, природных, социальных и даже наиболее сложных из всех – когнитивных. Более того, следует отметить, что только он «один способен объяснить происхождение познавательных явлений из более простых социально-психических, биологических, физико-химических». Будучи организационно-динамическим методом, с помощью которого любые явления исследуются как процессы в их взаимной связи, тем не менее, во всякой специальной науке он «выступает лишь на почве достаточно развившегося статического метода (исследование явлений вне их всеобщей связи, явлений, как самостоятельных “предметов”). И только благодаря историческому методу, со свойственной ему предпосылкой о всеобщей однородности явлений, науки могут быть сгруппированы в такой ряд, в котором всякая последующая может рассматриваться как более частная по отношению к предыдущей»; в то время как статический метод проводит «слишком резкие границы между науками» [Познание с исторической точки зрения, с. 259, 204].

Исторический монизм (историомонизм) — подход к истории человечества с единых позиций социальной энергетики, т.е. взгляд на глобальный социогенез с энергетической точки зрения, суть которого в следующем: поскольку лишь в области непосредственной борьбы человека с природой, лишь «в социально-техническом процессе происходит социальное “усвоение” энергии из внешней среды; тогда как “трата” энергии происходит не только там, но и в остальных областях социальной жизни», то «самая возможность внетехнических социальных функций и их реальные границы определяются всецело тем “избытком” энергии, тем перевесом усвоения над тратою, какой дается в сфере социально-технической жизни»; проще говоря, «весь социальный процесс в его целом совершается за счет технического». Это положение и составляет «действительный базис доктрины исторического монизма» [Эмпириомонизм, с. 264].

Исторический цикл — это весь известный период развития человечества, который в масштабах исторического времени укладывается в единый тектологический акт: стихийное целое – дифференциация – контрдифференциация – сознательное целое; иначе говоря, это процесс становления человечества как разумного вида, его социальный метаморфоз из состояния социально недифференцированного человечества в состояние социально дифференцированного, но синергически объединенного человечества. Исторический цикл охватывает четыре периода, системообразующими организационными принципами каждого из которых были соответственно: протоколлективизм, авторитаризм, индивидуализм и коллективизм. С тектологической точки зрения современное состояние развития человечества представляет собой заключительную стадию его контрдифференциации в единое синергическое целое, когда человечество станет единым глобальным коллективом.

Исторический эгогенез — процесс образования эгокомплекса, имевший длительную предысторию: сначала было разрушено «живое единство коллективно-трудовой системы», вслед за этим «обособление “власти” от “подчинения”, затем специализация, а за нею обмен и частная собственность шаг за шагом обособили человека от его группы и создали индивидуальное “я”, как отдельный центр интересов и стремлений» [Падение великого фетишизма, с. 34].

История (от греч. ιστορία – рассказ, исследование) — реконструкция прошлого человечества на базе хронологического расположения данных археологии, астрономии, этнографии, культуры и письменных источников. В зависимости от методов систематизации этих данных история подразделяется на ментальную, нарративную и научную. Прежде, чем стать научной, история человечества понималась либо в духе авторитарного, либо в духе абстрактного фетишизма: одни историки «видели в ней историю царей, героев, гениев, вообще авторитетов и властителей, их подвигов и деяний, определявших будто бы судьбу мира»; другие полагали, что сущность истории «в развитии идей – знаний или нравственных принципов, причем думали, что развитие это идет само собой, по своим законам, а идеи, управляя людьми, заставляют их действовать так или иначе, и от этого зависят исторические события». С тектологической точки зрения история человечества – это история его адаптации, его борьбы с природой; проще говоря, ее предмет – развитие техносферы: именно там «вырабатываются и складываются экономические отношения людей, а в зависимости от них и идеи. Люди – властители или подвластные, герои или массы – живут и действуют, подчиняясь силе тех способов производства и тех экономических связей, которые их окружают, в которых они воспитываются; идеи, руководящие людьми, только отражают эти же способы производства и экономические связи. Общественный труд в его движении, в смене его форм – основа истории» [Наука об общественном сознании, с. 461].

История формы — это «последовательность и законность ее изменения», наиболее общее выражение которых «дает понятие о причинности явлений». Научное «исследование формы есть изучение ее внешней и внутренней истории» [Основные элементы, с. 47, 49].

История человечества — «путь от родового быта через феодализм к господству капитала и через него – к объединению труда» [Вопросы социализма, с. 206]. Первая часть этого пути определяется тектологией как стихийная фаза социогенеза, а вторая – как сознательная. Более того, поскольку среди нынешних представителей человечества «не найдется и нескольких миллионов, сознательно стремящихся к действительно человеческому типу жизни», то тектология, вынужденная констатировать этот факт формулой «человек еще не пришел», считает весь пройденный человечеством путь предысторией, а настоящий момент перехода раздробленного человечества в объединенное – началом человеческой истории [Вопросы социализма, с. 46].