Терминариум

Н

Нагревание — положительный подбор тепловых активностей; другими словами, тепловой кризис с возрастанием внутренней энергии комплекса, при этом для комплексов более «слитных» положительный подбор менее интенсивен, чем для «чёточных». В самом деле, там, где происходит нагревание, «тепловая энергия больше ассимилируется, чем дезассимилируется», и четковидный, к примеру, металлический стержень «в равное время приобретает больше тепловой энергии», чем такой же ровный: поскольку «чем больше количество соприкосновений со средой, тем ассимиляция из нее соотносительно больше» [Тектология, кн. 1, с. 244].

Наемный организатор — организатор производства в период паразитирования господствующих классов; например, капиталистический служащий, в чьи руки переходит дело технического прогресса, когда «капиталист, удаляясь от прямой организаторской деятельности в своем предприятии», неизбежно и неотвратимо становится паразитом. В этот период «капиталист не перестает еще ощущать действие конкуренции, а потому и не становится равнодушен к техническому прогрессу. От своих доверенных наемников – директоров и инженеров – он требует поэтому также не одной энергии в выжимании прибавочного труда рабочих, но и технической предприимчивости, умения улучшать постановку дела, своевременного введения вновь изобретаемых машин; капиталист особенно ценит в этих служащих инициативу в усовершенствовании предприятия и техническую изобретательность. Таким образом, и дело технического прогресса не терпит существенного ущерба от того, что капиталист эволюционирует в паразита, оно переходит только в другие руки» – в руки наемных организаторов [Эмпириомонизм, с. 316].

Наивный коммунизм — «механически-уравнительное распределение» общественного продукта по схеме «всем поровну», хотя реальной уравнительности в такой форме присвоения нет. В самом деле, «если один тратит больше трудовой энергии, другой меньше, а получают они для ее восстановления поровну, то ясно, что равенства реального тут нет: один из двух сравнительно эксплуатируется. Экономически-уравнительным можно считать только такое распределение, при котором уравнивается не величина самой платы, а отношение между затратами и усвоением энергии для каждого работника. К этому и должна стремиться всякая нормировка заработка». Механическое уравнительство исходит «не из научной, а из морально-аскетической точки зрения», которая распространена в среде крестьянства, где усложнение и квалификация труда выражены слабо, вследствие чего идеология уравниловки была вполне естественна. В настоящее время в условиях высокой квалификации и повышенной сложности труда такая примитивная форма распределения общественного продукта является пережитком [Тектология, кн. 1, с. 268].

Наказание — воздействие на психику наказуемого с целью создать в ней «тесную ассоциацию между известным “нежелательным” для наказывающего комплексом и другим – комплексом, интенсивно “неприятным”. Этим путем добиваются того, чтобы и первый комплекс приобрел, как часть данной ассоциации, отрицательный аффекционал и был устранен путем отрицательного подбора». Вполне «очевидно, что желательный результат может не получиться прежде всего потому, что отрицательный подбор не всесилен, что его действие имеет свои границы в его объективных условиях». Действительно, никакими наказаниями невозможно отучить человека от удовлетворения основных его потребностей, разве что разрушением его психики. «Да и вообще, прочность и устойчивость той или иной психической формы может быть так велика, что устранить ее невозможно при помощи той системы наказаний, какая имеется в распоряжении наказывающего, или даже при помощи какой бы то ни было системы наказаний. При этом, конечно, громадное значение имеет и положительный аффекционал устраняемого комплекса, и степень его “привычности”, и широта ассоциативных связей, сплетающих его с остальною психикой. Никакими наказаниями невозможно подорвать в психике верующего его убеждение, что есть Бог, или в психике истинного идеалиста – его стремление осуществить его идеал». Более того, наказания не только могут не приводить к предполагаемым результатам, но довольно часто приводят к совершенно противоположным результатам: например, у «людей со стихийно-порывистой волей акт законного “наказания” может повлечь за собой волевые реакции, просто и прямо останавливающие этот акт: сопротивление наказывающему, убийство его и т.п.». Освободительная политическая борьба «дает массу случаев, когда кары за политические преступления превращают в настоящих, профессиональных революционеров таких людей, которые лишь сравнительно случайно навлекли на себя эти кары». Принцип «наказания», несмотря на его историческую необходимость и относительную социальную полезность, – очень ненадежный метод, имеющий к тому же существенный недостаток, – «чрезмерную растрату энергии психической системы», в силу чего «прогрессивное развитие условий человеческой жизни должно вести к ограничению и исключению принципа “наказания” из сферы воздействия человека на человека» [Эмпириомонизм, с. 191-198].

Наказание одиночным заключением — распространенная форма наказания, которая в среде криминалистов считается эффективным методом исправления преступников. Суть «этого метода заключается в том, что к лишению свободы присоединяют еще другой источник страданий – прерывают всякое живое общение данного лица с другими людьми, отнимают у него привычные социально обусловленные впечатления. В результате получается настолько высокий отрицательный аффекционал, что лишь немногие сильные натуры могут вообще выдержать несколько лет такого “исправления”, а на людей средних уже несколько месяцев налагают резкий отпечаток общего понижения жизни. В полуцивилизованных странах, где физические пытки формально уже отменены, а свобода личности все еще рассматривается как некоторая quantite negligeable (ничтожно малая величина), одиночное заключение считается прекрасной заменой пытки на предварительном следствии, особенно по политическим преступлениям. В этом смысле непосредственную целесообразность метода следует считать, несомненно, довольно значительной: разрушение психики, общий упадок жизненной энергии, а с нею и сопротивления всяким внешним, например, следовательским, воздействиям, достигаются обыкновенно в довольно высокой степени, что ярко сказывается и в громадном проценте психических заболеваний среди одиночно заключенных. Но с точки зрения каких бы то ни было положительных результатов метода картина представляется совершенно иная. Все, что вырабатывается психическим подбором, вырабатывается из материала непосредственных, первичных переживаний, и в них находит свою границу. Это те переживания, в которых выражается прямое, ближайшее отношение психической системы к ее среде. Лишение свободы сводит их и количественно, и качественно к minimum’y, ограничивая всю область доступной восприятию внешней среды ничтожным пространством тюремного заключения и его безжизненно однообразной обстановкой. Система одиночного заключения находит, однако, и этот minimum еще слишком большим и считает необходимым дальнейшее ограничение притока живых восприятий – у человека отнимают все, что могли бы дать ему путем общения другие люди, товарищи по судьбе и низшие представители власти. Правда, при этом не исключается обыкновенно возможность работать, а также читать; но простая, механическая работа, какая только и совместима в громадном большинстве случаев с условиями одиночного заключения, через самое короткое время перестает быть источником новых впечатлений, – а чтение, дающее бледно абстрактные образы при посредстве слов, никогда не может сколько-нибудь заменить ярких переживаний “настоящей” жизни». И тогда «исправляемый» остается наедине со своим прошлым, настоящего у него нет – «почти нет, потому что оно слишком ничтожно по своему положительному содержанию. И если психика недюжинно сильна, если ненормальные условия жизни не приводят к ее прогрессивному упадку и разложению, то не трудно предугадать, в каком смысле и направлении будет совершаться ее развитие. Резкое преобладание отрицательного подбора – жизнь, полная страданий, – обусловливает особенную силу и интенсивность монистической тенденции. Происходит строжайшая систематизация психического содержания вокруг одной определенной организующей идеи, связанной с одним определенным направлением воли. Складывается психика цельная и неуклонная, вырабатывается “железный” человек», если не великий аскет, то пламенный фанатик «или, во всяком случае, существо, не знающее колебаний и пощады в жизненной борьбе. Между тем материалом для такой систематизации служит то самое жизненное содержание, которое раньше привело человека к конфликту с общественной властью. Можно, следовательно, с большой вероятностью ожидать, что и те итоги, которые подведет психический подбор в одиночном заключении, сведутся к идее, которая будет глубоко враждебна общественной власти; а если власть эта в данное время является действительным органом и выражением воли общества, то руководящая идея, вырабатываемая в “преступнике” при данных условиях, будет и глубоко антисоциальна. И нетрудно видеть, что тот небогатый жизненный материал, который само по себе дает одиночное заключение, как нельзя более гармонирует с такой идеей, как нельзя лучше укладывается в ее рамки: ведь основное его содержание составляет враждебные и мучительные воздействия общественной власти на личность “преступника”. Таким образом, даются все условия для той – обыкновенно узкой и односторонней – цельности, которая так поражает нас нередко в людях, “благополучно” перенесших долгое одиночное заключение. Рядовой человек оппозиции превращается в сурового и грозного политического борца, отдающего всю жизнь на служение одной идее. Обыкновенный уголовный преступник становится страшным и жестоким “врагом общества”. Это, конечно, не то, к чему стремится данная система “исправления”. Но в сущности, она и вообще-то к какому бы то ни было “исправлению” стремится только в головах ученых криминалистов, реально же она стремится совсем к другому – разбить и ослабить психику “исправляемого” так, чтобы он, по недостатку сил, не мог быть особенно вреден; и в большинстве случаев это достигается», в меньшинстве – достигается то, что описано выше. Задача исследователя, стоящего на позициях эмпириомонизма, «будет заключаться в том, чтобы отчетливо констатировать в подобных случаях факты, как они есть; их критика уже дана в них самих, раз известна основная закономерность их влияния на психическую жизнь» [Эмпириомонизм, с. 195-197].

Наносистема — физический комплекс размеров от 1 до 100 нанометров, например: аминокислота (около 1 нм), белок (4-50 нм), рибосома (около 25 нм), ДНК (диаметр двойной спирали 2 нм, шаг спирали 3,4 нм), вирус полиомиелита (8-12 нм), вирус человеческого гриппа H2N2 (100 нм), а минимальный живой организм – моноцит, чтобы вместить ДНК, рибосому для репликации и все необходимые для жизнедеятельности белки, не может быть меньше 140 нанометров в диаметре.

Нанотектологическая точка зрения — наномасштабное представление определенной системы, т.е. ее тектологическая модель в физическом мире размерностью порядка 10^-9 м; другими словами, это наносистемный подход к изучаемому объекту, когда он рассматривается состоящим из физических комплексов, размеры которых от 1 до 100 нанометров; например, человеческий организм с такой точки зрения представляет собой симбиоз «колонии из 50-100 триллионов клеток» и колонии из 5-10 квадрильонов бактерий [Тектология, кн. 2, с. 15].

Нанотектология — тектология микросистем размеров от 1 до 100 нанометров и макросистем, структурными элементами которых являются наносистемы и нанокомплексы.

Нанотехнология — метод получения продукта размерами от 1 до 100 нанометров. Впервые такая микротехнология и собственно сам способ создания микроманипулятора были изложены русским инженером, писателем и путешественником Борисом Степановичем Житковым в рассказе «Микроруки», опубликованном в 1931 году.

Направление подбора — это определенное тектологически ориентированное регулирующее воздействие на один и тот же базис подбора, вырабатывающее определенный тектологический тип и характер создающихся форм. Устойчивость направления подбора зависит от постоянства среды: «чем консервативнее обстановка, чем длительнее действие подбора по одним и тем же неизменным направлениям, тем совершеннее и законченнее получается соответствие вырабатываемых форм с этой именно обстановкой, тем полней достигается их равновесие с ней». Но при этом объект подбора лишается пластичности, так как «высшая степень соответствия среде означает несоответствие всякой иной среде; такими же разрушительными должны явиться всякие последующие изменения в обстановке, если они пойдут относительно ускоренным темпом» [Тектология, кн. 2, с. 157].

Напряжение энергии — это «относительная величина изменений, возможных в зависимости от данного комплекса энергии». Если относительная мера возможных действий со стороны противостоящих активностей одинакова, то никакого изменения не произойдет: оно происходит лишь при их различии, т.е. при наличии определенной разницы напряжений энергии, что тектологически означает неполную дезингрессию [Тектология, кн. 1, с. 177].

Напряженность электромагнитного поля (E и H) — «напряжение» в той или иной точке электрического поля E и, соответственно, магнитного поля H – понятия, которыми оперируют современные научные теории, в частности электродинамика в своих голых формулах и схемах, связывая прямые данные опыта. Как результат сознательно неопределенной подстановки, «избегающей перенесения образов высшей организованности в область подкладки явлений низшей организованности», эти понятия «не выражают никакого определенного опытного содержания (“чувственно” определенного), но выражают бесконечный ряд “потенций”, возможностей вполне определенного опыта, а не простое отсутствие содержания. Все эти возможности имеют отнюдь не субъективный характер, как в психическом опыте, а вполне объективный: каждая из них, лишь только присоединяются определенные условия (для каждой особые), переходит в “необходимость”, в объективную, т.е. общезначимую действительность», и «каждая из этих возможностей существует, следовательно, не только для данного лица, в данный момент принимающего эти “символы” для определенного поля наблюдений, но и независимо от его ограниченного личного опыта». Иначе говоря, «данным “символам” соответствует “нечто”, не зависящее от индивидуального опыта той или иной личности, реальность, не связанная пределами такого опыта, лежащая даже вне прямого личного опыта, но входящая в него косвенно. Метафизической она в силу такого отношения к индивидуальному опыту отнюдь еще не делается, как не делается метафизической реальностью чужое сознание, точно так же недоступное моему или вашему прямому личному опыту, но точно так же составляющее для нас подкладку различных “возможностей”» [Эмпириомонизм, с. 126].

Народная тектология — это обобщение «житейского опыта», кристаллизованное в «сложных формах так называемой “народной мудрости”: в пословицах, притчах, баснях, сказках» и т.д., многие из которых «являются выражением самых широких законов организации в обществе и в природе». Например, «пословица “где тонко, там и рвется” есть образное, не научное, но верное выражение самого общего закона, по которому происходит дезорганизация на всех ступенях вселенной; какое бы то ни было целое начинает дезорганизовываться, если только в одном его пункте сопротивление окажется недостаточным сравнительно с действующей извне силою: ткань – там, где она всего тоньше; цепь – там, где есть непрочное или проржавевшее звено; организация людей – там, где связь ее слабее; живой организм – там, где его ткани менее защищены; научная или философская доктрина – там, где соединение понятий уязвимее для критики, и т.п.». Или другой пример: «пословица “куй железо, пока горячо” есть отнюдь не только техническое правило для кузнечного дела; она – принцип всякой практики, всякого организационного и дезорганизационного дела; она указывает на необходимость использования благоприятных его условий в виду их ограниченной длительности и безвозвратного значения их потери»; а «притча о прутиках, которые легко ломает ребенок, и о составленном из них венике, которого не может сломать сильный человек, есть народно-образное выражение всеобщей идеи организации; оно также равно применимо и к людям, и к вещам, и к идеям» [Тектология, кн. 1, с. 93-94]. Народная тектология с ее символикой «ищет не объяснений фактов, а практических шаблонов, директив, которые могли бы однообразно, так сказать, механически, руководить действиями и мыслями людей». В отличие от научной тектологии, устанавливающей общие методы для любого конкретного случая, а не готовые универсальные решения, «она вырабатывала шаблоны, пригодные для возможно большего числа из возникающих в жизни общества случаев». В этом несовершенство и недостаточность ее формул, особенно для высокоразвитых и сложных общественных форм [Тектология, кн. 1, с. 169].

Нарративная история — реконструкция прошлого человечества с помощью хронологической организации исторических фактов, суть которой в том, чтобы «добросовестно проверять по документам и свидетельским сообщениям, как и когда происходили разные важные события, войны, пере­селения, образование государств и т.п., а затем излагать в действительном их порядке» [Философия живого опыта, с. 7].

Насилие — самая распространенная форма социальной конъюгации в период стихийного социогенеза.

Наследственность — это следствие второго закона Богданова, суть которого в том, что любой «новый жизненный процесс, начинаясь при условиях, сходных с теми, которые привели к возникновению процесса родительского, повторяет собою этот последний; новая форма жизни проходит тот же ряд изменений, что и старая», не являя при этом абсолютного сходства: природа не творит точных копий, «иначе факт изменчивости не был бы всеобщим. Полного повторения прежних условий не бывает, поэтому новая форма необходимо уклоняется от старой», а характер и степень уклонения от строгой наследственности определяется «различиями во внешних условиях возникновения и существования формы старой и новой», иначе говоря, двумя факторами: «во-первых, теми внешними влияниями, под которыми находилась от своего возникновения до момента размножения форма родительская; во-вторых, теми внешними влияниями, которым новая форма подвергается за время своего существования». Таким образом, второй закон Богданова определяет черты сходства форм, а «уклонения от наследственности возможны в тех пределах, в которых неодинаковы внешние влияния, действующие на форму старую и форму новую, или неодинаковы (опять-таки в силу внешних влияний) сами эти формы». Поэтому наиболее упрощенная формулировка наследственности будет такая: «жизненный процесс потомка стремится последовательно воспроизвести жизненный процесс предка, так что в аналогичных стадиях жизни потомка должны происходить изменения, аналогичные тем, какие происходили в жизни предка» [Основные элементы, с. 84-85, 88]. Наследственность – «основное условие сохранения и воспроизведения общественных форм. Подмените всех европейских детей маленькими папуасами, или хотя бы неграми, – и формы общественного процесса значительно изменятся», – в этом смысле следует говорить о наследственности сложнейших психических форм, причем «даже там, где ребенок постепенно воспроизводит психологию родителей в силу подражания, – наследственность, т.е. значительное сходство психических организмов, есть необходимая предпосылка. Наследственность – это не какая-нибудь мистическая сила, а фактическое сходство двух поколений» [Основные элементы, с. 166].

Натуральное хозяйство — это отдельная ойкотехносистема, производящая продукты для себя, а не для продажи. См. меновое хозяйство.

Натурально-хозяйственное общество — социальная система устойчивого типа с определенной исторически выработанной атрибутикой: в техносфере – «малая власть людей над внешней природой»; в ойкосфере – организованные формы производства и распределения; в эйдосфере – «стихийный консерватизм (господство обычая) и бедность познавательного материала», вследствие чего факторы системогенеза стихийны и «абсолютное перенаселение является основным двигателем общественного развития» [Краткий курс экономической науки, с. 47-48].

Натуральный фетишизм — наивная форма социоморфизма, возникшая в патриархально-родовой общине в эпоху зарождения авторитарных отношений; проще говоря, «такой взгляд на природу, для которого отношения вещей представлялись как отношения людей». В ту далекую от нас эпоху, т.е. в самый начальный период авторитаризма, «человек впервые начал объяснять себе природу, искать связи явлений», тогда-то впервые и «возникло то, что сколько-нибудь подходит под термин “мировоззрение”». Основой этой примитивной формы познания и был натуральный фетишизм. Его происхождение для науки не представляет загадки: «во все времена мышление человека стремилось объяснять себе отдаленное – ближайшим, непривычное – обыденным, странное – понятным», ведь всякое «новое явление кажется выясненным, когда его удалось уложить в рамки старых наблюдений», а «всего ближе, всего обыденнее для человека – его отношения к окружающим людям», вот «благодаря этому, во все эпохи общий склад мировоззрения людей носил на себе отпечаток их общественных отношений, отпечаток в одних случаях более, в других – менее ясный и очевидный». В тот далекий авторитарно-родовой период истории человечества натуральный фетишизм представлял из себя именно такой взгляд на природу. Произошедшее тогда «отделение организаторского труда от исполнительского создало своеобразную двойственность во внутренних отношениях родового общества: умственная сила как бы отделилась от грубо-физической, сознательное начало – от стихийного; первое приняло форму власти, второе – подчинения; первое воплотилось в лице патриарха, второе – в остальных членах группы», но «в то же время оба элемента были совершенно нераздельны и немыслимы один от другого: исполнительская деятельность теряет всякую целесообразность без организующей воли, а эта последняя бесполезна там, где нет первой. В действиях окружающих людей человек привыкал видеть результат влияния организующей воли на более грубую силу – исполнительскую. По такому же типу он объяснял себе иные действия, которые наблюдал во внешнем мире. Всякое явление превращается для него в неразрывное сочетание двух элементов: воли, которая приказывает, и материальной силы, которая подчиняется. Пусть заметна ему вторая; он все равно не в силах понять ее без первой, и предполагает организующее начало там, где не видит его». Так возникали «души вещей», которые заменяли собой причины явлений и на которые познание могло временно опереться. Там, где человек «сталкивается со стихийной силой, которую он не в состоянии подчинить себе, к которой он не может приспособиться с помощью своего сознания, там он неизбежно создает себе фетиши». Таковы в самых общих чертах происхождение и суть натурального фетишизма, в котором выражается господство внешней природы над человекомы [Краткий курс экономической науки (2007), с. 28-29, 89].

Наука — это «организованная система, охватывающая некоторую сумму коллективного опыта» [Социально-технические основы геометрии, с. 122], или, более точно, «система норм целесообразности, планомерно организующих технический опыт людей» [Вопросы социализма, с. 63]. В краткой формулировке «наука есть организованный общественно-трудовой опыт», или еще короче, просто «коллективизм опыта» [Вопросы социализма, с. 361, 410]. «Практический смысл науки» заключается в том, что она является «организующим орудием всей практики человечества» [Общественно-научное значение новейших тенденций естествознания, с. 16]. Именно поэтому наука «живет только в решениях ее задач, а не в общих понятиях, определениях, отграничениях: это, конечно, ее необходимые орудия; но пока налицо имеются только они, науки еще нет», поскольку только практикой, а «не рассуждениями об ее общих понятиях определяется ее жизнеспособность и ценность» [Тектология, кн. 2, с. 309-310]. Главное назначение науки в предвидении: она, собственно, и «существует именно для того, чтобы предвидеть». Разумеется, того, чему не было точного примера, она предсказать точно не может. Но «если в общем известно то, что есть, и известно, в какую сторону оно изменяется, то наука должна сделать вывод о том, что из этого получится. Она должна сделать этот вывод для того, чтобы люди в своих действиях могли с ним сообразоваться, чтобы они не тратили бесплодно свои силы, действуя вопреки будущему, задерживая развитие новых форм, – но чтобы они могли сознательно работать для ускорения и облегчения этого развития» [Вопросы социализма, с. 90]. Эгрессивным центром науки в целом является тектология.

Научная аналогия — это проверенное практикой структурное сходство изучаемых комплексов, полученное на основе тектологической идеи «единства строения самых различных объектов бытия», иными словами, исходя из представлений «об универсальных типах и закономерностях строения, о структурном единстве вселенной». При этом следует отметить, что «всякая научная аналогия зарождается в исследующем сознании первоначально лишь в виде донаучного сравнения, сопоставления, догадки, а потом уже развивается до высшего познавательного типа» [Тектология, кн. 1, с. 291, 290].

Научная депопуляция — планомерное сокращение численности человечества по всем правилам современной науки, т.е. с применением самых совершенных на сегодняшний день научных методов и по заранее составленной программе.

Научная деятельность — основной фактор социального прогресса, его «первичный двигатель». Социальный прогресс в любой форме «берет свое начало в сфере непосредственных отношений человека с природою, в сфере “технического опыта”. Таким “техническим опытом” является в одинаковой мере и опыт мастерской, фабрики, полевой работы, и опыт лаборатории, физического кабинета, обсерватории, геологических раскопок, собирания растений и ловли птиц естествоиспытателем. Различие непосредственных целей ровно ничего не изменяет в самом типе деятельности, который и здесь и там одинаков, – именно, непосредственная борьба с природою. Поэтому “научно-технический” опыт есть отнюдь не “идеологический” опыт, “идеология” начинается здесь с тех понятий, которые на почве “технического” опыта создаются. И если, например, супруги Кюри в своей “научной” работе открыли радий, применение которого» преобразовало «обширные области социальной техники, то они достигли этого не “идеологическим” путем чистого мышления, а “техническим” путем анализа веществ. Ни анализ химический, ни анализ спектральный не представляют собой “идеологических” процессов, это процессы “технические”. И даже там, где объектом научного исследования служит живое человеческое тело и его функции, сущность дела остается та же: как объект исследования, человеческий организм есть комплекс “внешней природы”, такой же, как те инструменты и машины, которые при этом применяются» [Эмпириомонизм, с. 283].

Научная история — реконструкция прошлого человечества на базе доктрины исторического монизма, позволяющей выяснить, как на основе определенного способа производства «развивается вся жизнь народов, их обычаи, учреждения, идеи, а вместе с тем и важные культурные события» [Философия живого опыта, с. 7], иначе говоря, как с развитием техносферы развиваются ойко- и эйдосфера.

Научная организация производства — это первостепенная организационная задача посткапиталистического периода, которая «состоит в том, чтобы на всем громадном пространстве нового общества всю массу орудий, материалов производства и предметов потребления планомерно распределять между всей массой наличных рабочих сил; при этом в каждой отрасли должно быть занято столько рабочих и изготовляться столько продуктов, сколько нужно для удовлетворения потребности всего общества; и все продукты каждой отрасли должны своевременно доставляться во все места, где они требуются для применения в производстве или для потребления. Все это теперь выполняется, но без всякого плана, без всякого сознательного руководства, силами рынка. Рынок предъявляет спрос там-то на такие-то орудия или продукты – и их туда везут, в надежде на прибыль, фабриканты или купцы; или спрос там-то на такие-то рабочие силы, – и соответственные рабочие руки направляются туда в надежде получить заработок. Но так как это происходит не планомерно, а вполне “стихийно”, и дело решает сила вещей, а не сила сознания, то получается масса неудач, огромные лишние растраты продуктов и человеческой энергии: то предложение превышает спрос, и товары гниют, пропадая даром, а работники страдают и гибнут от безработицы; то предложение не покрывает спроса, и целые отрасли производства не могут работать в необходимых размерах, – а из-за них терпят сокращение и другие отрасли, которым они поставляют орудия или материалы. Все эти бесплодные растраты сил идут постоянно в немалом масштабе, а во время кризисов или войн достигают громадной величины. Никакие усилия класса капиталистов, никакие их организации, как биржи, синдикаты, тресты, не способны устранить этого. А социализм должен выполнить задачу, непосильную для капиталистов со всей находящейся на их службе наукой; он должен все ввести в порядок, в единый план, где каждая часть точно соответствовала бы всем другим частям, где трудовая способность и рабочее время каждого человека находили бы свое место и применение. И этот план должен охватывать сотни миллионов людей, и тысячи миллионов орудий, с несчетным количеством материалов и продуктов. Решить такую гигантскую задачу может только научная организация производства» [Путь к социализму, с. 13-14].

Научная парадигма — социальная дегрессия второго порядка; проще говоря, общезначимая система научных понятий, т.е. некий комплекс устоявшихся познавательных форм, общепринятый в науке на определенном этапе ее развития.

Научная философия — это «орудие общего руководства человеческой практикой». Она основывается «на полноте коллективного опыта и контролируется коллективно-выработанными методами» [Философия живого опыта, с. 15-16].

Научная форма — это специфическая структура систематизации опыта, которая «характеризуется методичностью и логической связью в обработке и расположении материала: стремлением к последовательному применению определенных, точно установленных методов, к объединению того, что наиболее сходно, и разъединению того, что наиболее различно» [Тектология, кн. 1, с. 85].

Научное — «коллективно выработанное человечеством», многократно проверенное практикой и позволяющее предвидеть [Тектология, кн. 2, с. 135].

Научное исследование — «планомерная человеческая деятельность», которая «сводится к процессу организации своего материала, т.е. именно тех фактов опыта, с которыми имеет дело» [Философия живого опыта, с. 108].

Научное объяснение — «применение понятий и схем, имевшихся уже раньше, но целесообразно измененных к новому ряду фактов» [Философия современного естествоиспытателя, с. 90].

Научное познание — «творчество норм целесообразности для практической деятельности людей» [Вопросы социализма, с. 63], что с организационной точки зрения означает подбор социальных дегрессий, расширяющих человеческое предвидение и повышающих адаптивность человечества, его власть над природой.

Научное рассуждение — мощное по эвристическому потенциалу средство познания, представляющее собой нормированный грамматикой и логикой процесс организации слов и научных понятий в систему умозаключений, где элементами являются «понятия с их оболочками – словами», орудиями – слова, а «познавательные связи устанавливаются через ряд посредствующих звеньев», проверяемых на практике [Пределы научности рассуждения (тезисы к докладу), с. 131].

Научно-исследовательский институт — организация ученых, специалистов в той или иной сфере познания, созданная с целью проведения определенных научных исследований. Ученый-одиночка, эдакий «естествоиспытатель-кустарь, ведущий свою работу индивидуальными силами и на маленькие частные средства», – это вымерший или, во всяком случае, «вымирающий тип; и не в нем сила современного естествознания. В этой области труда, как и в других, личность сменяется организацией, мелкий производитель – крупным предприятием», ученый-одиночка – «научной фабрикой. Современные лаборатории, обсерватории, разнообразные научно-технические институты, это, в самом деле, не что иное, как фабрики естествознания. Немногие из частных лиц обладают достаточными капиталами, чтобы организовать их; обыкновенно это берет на себя государство или могущественные ученые общества». Применение дорогого и сложного оборудования, многочисленный персонал от директоров и ассистентов до рабочих высокой квалификации и чернорабочих, «высокоразвитое разделение труда между ними при строгой дисциплине, таковы основные черты этих “научных предприятий” нынешней фазы капитализма». По своей структуре они ничем не отличаются от научно-организованных промышленных предприятий [Философия современного естествоиспытателя, с. 38].

Научно-организационная оценка — это результат тектологического анализа организованности какой-либо системы с точки зрения ее количественной и структурной устойчивости, с позиции ее соотносительности среде и дальнейшего прогрессивного или регрессивного развития. Такая оценка, являясь научно-объективной, представляет собой наиболее точное измерение организованности системы [Тектология, кн. 2, с. 272].

Научно-организационная точка зрения — универсальный подход к любому изучаемому материалу, суть которого состоит в том, чтобы рассматривать всякое целое как «систему элементов в ее отношении к среде и каждую часть – в ее отношении к целому» [Очерки всеобщей организационной науки, с. 300]. См. тектологическая точка зрения.

Научно-организованное предприятие — это «целостно-планомерная организация, заключающая в себе два момента: инициативно-творческий и регулирующий. Первый выражается в самом создании предприятия и во всех дальнейших прогрессивных его изменениях – в расширении, в технических вновь вводимых усовершенствованиях, в развитии сотрудничества. Второй момент порождается противоречиями, несогласованностью частей, выступающими в ходе этого процесса, благодаря неполноте или неточности расчетов, непропорциональности роста различных его сторон, и заключается в их последующем урегулировании посредством практических ограничений, разграничений, вообще разного рода нормирования частей целого, их взаимоотношений. Оба момента необходимо дополняют друг друга: первый без второго ведет к дисгармоничному росту, нагромождению несогласованных комбинаций и в конце концов к анархическому вырождению целого; второй при недостаточности первого тяготеет к закреплению выработанных форм, к неподвижному консерватизму сложившегося целого. Для организационного анализа чрезвычайно важно различать тот и другой момент, как бы тесно ни переплетались они в самой жизни; между тем в экономической литературе на каждом шагу понятия “планомерной организации”, “регулирования”, “нормирования” принимаются за простые синонимы, из чего и вытекают большие ошибки» [Курс политической экономии, т. 2, с. 141].

Научно-планомерная система производства — «триединая гармонически стройная организация самых разнородных элементов: вещей, людей и идей. Орудием ее осуществления может быть только единая организационная наука», т.е. тектология [От философии к организационной науке, с. 116].

Научность — практическая предсказуемость, достигаемая человечеством путем непрерывной систематизации своего трудового опыта.

Научность метода — это «его познавательная полезность», которая «обнаруживается лишь практикой его применения» [Познание с исторической точки зрения, с. 42].

Научно-техническая интеллигенция (НТИ) — это «интеллигентно-технический персонал современного крупного производства», включающего в себя не только промышленные, но и научные предприятия, т.е. научно-исследовательские институты, лаборатории, обсерватории и другие «фабрики естествознания». В этот достаточно обширный контингент входят инженеры, техники, технологи и ученые всех рангов и специальностей. При этом ни своей подготовкой, ни общим характером своих занятий персонал промышленной фабрики не отличается сколько-нибудь значительно от персонала «научной фабрики». Это – «одна и та же общественная группа», выполняющая организаторскую роль в производстве: ей подчиняются наемные рабочие и внутри ее существует известная иерархия, но в то же время это – «наемные служащие, подобно рабочим; над ними стоит капитал, в лице ли частных предпринимателей, или в лице современного государства, – общебуржуазной политической организации; капитал платит им жалованье» и по этой причине распоряжается ими. Следовательно, это – «общественная группа промежуточного характера», а «всякая промежуточная группа классового общества практически тяготеет к одной из крайних: и данная группа тяготеет именно к буржуазии. С буржуазией связывает ее очень многое. Прежде всего – происхождение. Высшее техническое и научное образование в громадном большинстве случаев достается на долю детей буржуазии». Затем – «образ жизни. Жалованье инженеров, профессоров, состоящих на службе врачей и т.п. служащих имеет очень мало общего с обычной заработной платой рабочих. Скорее оно соответствует мелкому или даже среднему буржуазному доходу; им обеспечивается возможность жить “прилично положению в обществе”, положению в данном случае, достаточно высокому и уважаемому. Хотя зависимость от предпринимателя, – частного лица или государства – и имеется всегда налицо, но гораздо более заметную роль в обыденной жизни инженера или ученого специалиста играет его власть над окружающими его в работе младшими служащими и рабочими. Сознательно или бессознательно, он привыкает причислять себя к господствующим классам, и только время от времени жизненная практика напоминает ему о подчиненности его положения, заставляя его обратить глаза вниз и почувствовать некоторую общность с теми, кто стоит ниже его на социальной лестнице. В общем же и в целом, данная общественная группа составляет часть буржуазной интеллигенции» [Философия современного естествоиспытателя, с. 39, 42].

Научно-технический опыт — это не идеологический опыт, поскольку идеология начинается лишь с тех понятий, которые создаются на основе технического опыта. Если, к примеру, супруги Кюри в своем научном исследовании открыли радий, применение которого преобразовало «целые обширные области социальной техники, то они достигли этого не “идеологическим” путем чистого мышления, а “техническим” путем анализа веществ. Ни анализ химический, ни анализ спектральный не представляют собой “идеологических” процессов, это процессы “технические”. И даже там, где объектом научного исследования служит живое человеческое тело и его функции, сущность дела остается та же: как объект исследования, человеческий организм есть комплекс “внешней природы”, такой же, как те инструменты и машины, которые при этом применяются». Поэтому изначально научно-технический опыт – это «производство известных комбинаций во внешней природе», т.е. «производство вещей», а затем уже «производство идей». От опыта обыденно-технического он отличается «только систематичностью и планомерностью выбора условий, при которых он протекает. Благодаря этой особенности, научно-технический опыт легче и законченнее организуется с помощью “понятий”, чем обыденно-технический; с этой особенностью связана и непосредственная цель “научной работы”» [Эмпириомонизм, с. 283].

Научные понятия — это не «обывательские термины» с «бесчисленным числом значений» и «не философские, а веками вырабатывавшиеся с постоянной проверкой на опыте» понятия. Научные понятия – «самые точные», но это не означает, что они однозначные: «многозначимость слов не может и не должна быть уничтожена; без нее нет и не может быть движения; необходима устойчивость значений для каждого данного рассуждения; но без той множественности значений, которая создает возможность развития, слово превратилось бы в препятствие к развитию». Научные понятия «дифференцируются на опыте, в наблюдении, в эксперименте», более того, они развиваются с ростом наблюдений и развитием экспериментальной техники. Так, например, развивалось понятие материи: из 5-6 научных понятий материи, существующих в настоящее время, наиболее приняты сейчас атомное, электронное и полевое, причем все «эти понятия материи вполне научны, и ни одно из них не может быть выброшено» [Пределы научности рассуждения (доклад), с. 253, 258, 251, 289].

Научный анархизм — область социальной тектологии, изучающая феномен власти: его возникновение в обществе, развитие, упадок, исчезновение, а также всю последующую динамику развития общества в условиях полного упразднения института власти на любом уровне и в любой общественной форме.

Научный закон — «простой методологический прием», представляющий сознательное «абстрагирование явления от всех усложняющих моментов». Чтобы установить такой закон, надо «выделить постоянное в явлениях», что означает сознательно очистить это постоянное от всей усложняющей конкретности, «ибо реально оно не существует в отдельности», и «представить это постоянное как основу данного ряда явлений» – все это и есть «простой методологический прием», который есть истина до тех пор, «пока он познавательно полезен. При этом дело идет не о том, чтобы данной формулой выразить и объяснить всю бесконечную конкретность данного явления: таких законов не может дать человеческое познание, которое всегда относительно, всегда конечно; дело идет о том, чтобы в данной абстракции иметь надежную руководящую нить для непрерывно развивающегося исследования. Научные законы суть законы исследования» [Новые точки зрения в экономической науке, с. 1447].

Научный метод — многократно проверенный практикой способ организации опыта, который характеризуется «экономизацией времени и сил», вследствие чего «задачи познания достигаются с относительно большей полнотой при меньших затратах энергии» [Эмпириомонизм, с. 6].

Научный монизм — созданная «последовательно-организационным мышлением» и проверенная на практике единая познавательная система научных представлений, полученных в результате ряда постепенных эмпирических обобщений – «от частных аналогий к универсальным, от универсальных аналогий к общим законам мирового строения» [Тектология, кн. 1, с. 291]; в области методологии – это единство научных методов на базе всеобщей организационной науки.

Научный прогноз — тектологически обоснованное описание наиболее вероятного развития определенной системы или ее деградации.

Научный прогресс — систематическое и всевозрастающее завоевание человечеством окружающей среды, всякое начало которого лежит «в сфере непосредственных отношений человека с природою» – в сфере технического опыта, организуемого с помощью понятий [Эмпириомонизм, с. 283].

Научный социализм — «учение, которое на научных основаниях утверждает необходимость перехода к социалистическому хозяйству». Изначально, со времени своего зарождения и весь донаучный период своего развития, «социализм был учением нравственным, филантропическим». К идее социализма приходили люди, главным образом из интеллигенции, которые сочувствовали рабочему классу, но не понимали, что социализм может быть осуществлен только самим рабочим классом, его классовой борьбой; «они полагали, что это просто – дело справедливости, и надеялись убедить господствующие классы осуществить его. Это – ненаучный, “утопический” социализм» [Начальный курс политической экономии, с. 160]. Научно-аргументированный подход к общественно-историческому процессу позволяет выделить в нем мегатенденцию – его неизбежную направленность в социализм – в общество, которое с организационной точки зрения представляет собой социально-экономический коллективизм, высшей стадией развития которого является коллективизм опыта, познания и творчества.

Научный социоморфизм — это социально-трудовая «познавательная идеология технического процесса, в своей общей схеме воспроизводящая основные черты строения современного общества» [Эмпириомонизм, с. 339].

Научный факт — «то, что установлено экспериментом», что «позволяет при реализации тех же условий точно предвидеть результат» [Тектология, кн. 2, с. 286].

Начало человеческой истории — условный исторический момент, разделяющий сознательный социогенез от бессознательного, стихийного; иными словами, это «смена одного типа развития другим: дисгармонического развития человечества раздробленного – гармоническим развитием объединенного человечества»; при этом вся в целом стихийная фаза социогенеза считается прологом истории. Основанием для такой периодизации является наблюдаемый кризис состояния человечества в целом и человека в частности. До настоящего времени человек представлял собой «дробь», т.е. «существо неполное, часть, оторванную от своего целого, дисгармонически развивающуюся». Но поскольку человеком вне всякого сомнения следует признать «существо развитое, а не эмбриональное, целостное, а не дробное», сознательное, а не стихийное, то вывод будет однозначный: «человек еще не пришел, но он близко, и его силуэт ясно вырисовывается на горизонте» [Вопросы социализма, с. 45-46].

Начало истории ноочеловечества — с позиций биотектологии и есть собственно начало человеческой истории, т.е. тот исторический момент, когда социогенез станет когерентным тектофании – мировому тектогенезу.

Начальная разность — изначальное тектологическое несходство любых, даже «абсолютно тождественных», комплексов. В дальнейшем расхождение исходных форм идет лавинообразно, так как к первоначальным различиям присоединяются несходные изменения под воздействием непрерывно меняющейся среды, изначальная разность которой относительно обоих комплексов также растет лавинообразно [Тектология, кн. 2, с. 5-6].

Неаддитивная система — см. неаддитивный комплекс.

Неаддитивная тектология — тектология неаддитивных систем, т.е. раздел всеобщей организационной науки, изучающий организованные и дезорганизованные комплексы. Это и есть, собственно тектология, поскольку аддитивные системы представляют собой вырождение неаддитивных, а главной задачей тектологии является исследование неаддитивности наличного организационного опыта с целью – стать «могучим орудием реальной организации человечества в единый коллектив» [Тектология, кн. 1, с. 110].

Неаддитивность — структурное свойство комплекса проявлять себя во внешних отношениях либо организованным целым, которое больше суммы своих частей, либо дезорганизованным, которое меньше этой суммы. Неаддитивность является результатом определенной комбинации активностей-сопротивлений, взятой с практической стороны, когда активности организованы лучше или хуже, чем сопротивления [Тектология, кн. 1, с. 114]. В первом случае говорят о положительной неаддитивности, а во втором – об отрицательной.

Неаддитивный комплекс (неаддитивная система) — комплекс, по «сочетанию активностей, взятому с его практической стороны», представляющий «целое, которое больше или меньше суммы своих частей». Первый тип комплексов в тектологии «обозначается как организованные, второй – как дезорганизованные» [Тектология, кн. 1, с. 114, 121]. Существующее помимо этих двух типов множество нейтральных комплексов относится к третьему типу и представляет собой класс аддитивных комплексов.

Небытие — с социально-трудовой точки зрения нечто такое, с чем на практике никто никогда и ни при каких обстоятельствах не сталкивался и что на практике не следует учитывать, поскольку оно практически не представляет никакого сопротивления; другими словами, «если вещь такова, что о ней ни мы, ни кто бы то ни было, ни при каких условиях узнать не может, то эта вещь не существует» [Выступление на заседании Комакадемии (1924 г.), с. 324].

Невежество — это «отнюдь не простой недостаток знаний», так как в современную «эпоху специализации у каждого есть только малая часть коллективного опыта; и даже самый ученый, самый образованный человек не может избегнуть огромных пробелов; не признавать же на таком основании всех “невежественными”. “Невежественное” отношение к науке начинается там, где человек позволяет себе говорить о предметах, им не изученных. Высшая же степень невежества заключается в смелости поучать других, и особенно – специалистов, в этих неизученных предметах» [Десятилетие отлучения от марксизма, с. 177]. Согласитесь, «когда человек, не разобравшийся настолько в непривычном цикле идей, чтобы верно изложить их сущность, берется давать их голословную оценку», более того, «когда, ратуя за критицизм», он проявляет его так мало «по отношению к собственным писаниям» или речам – «тут, ведь, может невольно сорваться резкое слово» [Письмо в редакцию (июль 1900), с. 1322]. Культура диалога, которая приводит специалистов к взаимопониманию, вырабатывается тектологией.

Недоказуемое рассуждениями — исключительно эмпирическое, т.е. то, что надо «узнать из опыта и что узнано из опыта»; например, постулат Евклида о параллельных линиях [Пределы научности рассуждения (доклад), с. 259].

Неизвестное — это «враг, которого надо преодолеть, а не тайна высшего интеллекта, перед которою нужно преклоняться», поскольку «для развивающегося человеческого ума во всей природе нет ничего непознаваемого, – есть только познанное и непознанное» [Из психологии общества, с. 182].

Нейтральная гармонизация — увеличение связности комплекса за счет минимизации дезорганизующего действия какого-либо внутреннего противоречия, т.е. суть способа не в устранении противоречия, а в его полной или частичной нейтрализации, когда «взаимно противоречивое соотношение различных функций или частей сложного комплекса сглаживается путем их изменения, одностороннего или обоюдостороннего». Такой способ распространен в жизни отдельных организмов и целых видов: «изменяются, например, инстинкты в смысле перехода от дневного образа жизни к ночному, от растительной пищи к животной и т.п., и соответственно изменяются органы и функции зрения, пищеварения и т.д. Этот тип гармонизации может соединяться – но далеко не обязательно – с некоторым усложнением жизни» [Эмпириомонизм, с. 266].

Нейтральная связь — связь между комплексами, при которой с каждой стороны возникает «равенство организующего и дезорганизующего действия», например, связь между насыщенным раствором какой-нибудь соли и кристаллом той же соли: «раствор разъедает кристалл, отнимая его частицы, и в то же время, становясь благодаря этому пересыщенным, в свою очередь отлагает на него равное количество частиц. Таким образом, кристалл испытывает со стороны раствора параллельно действие дезорганизующее и организующее, а раствор в свою очередь то и другое со стороны кристалла» [Тектология, кн. 1, с. 122].

Нейтральный комплекс — это такой комплекс, в котором «организующие и дезорганизующие процессы взаимно уравновешены» и который в силу такого способа организации представляет собой «целое, равное сумме своих частей» [Тектология, кн. 1, с. 124]. Например, «комплекс, составленный из нескольких человек, не связанных никаким сотрудничеством, но и не враждебных друг другу, из людей, “взаимно нейтральных”, обладает, в общем, именно таким количеством сил или активностей-сопротивлений, которое равно сумме сил этих отдельных лиц». Другой пример: «вес мешка с картофелем, или его сопротивления усилиям поднимающего, есть точная сумма веса отдельных картофелин и мешка» [Тектология, кн. 1, с. 121]. Исторически сложилось так, что раньше других частей всеобщей организационной науки развилась тектология нейтральных комплексов, более известная как математика.

Необратимая связь — связь между комплексами разных уровней организации, когда влияние выше организованного комплекса на менее организованный больше, чем обратное [Тектология, кн. 2, с. 105]. Необратимая связь – разновидность асимметричной связи.

Необратимость — неизбежное следствие отрицательного подбора. Как свидетельствует опыт, «разделенные части комплекса впоследствии могут быть вновь объединены между собой; но это никогда не будет простым воссозданием прежнего комплекса»: сломанную металлическую вещь спаивают, «разрез живой ткани зарастает первым натяжением, части расколовшейся организации вновь сливаются под давлением классовой среды; – все подобные случаи дают картину образования нового единства, но никогда не воспроизведения старого». Это неизбежный результат расхождения, порождаемого отрицательным подбором, под действием которого «обособившиеся части прежнего комплекса за весь период раздельности изменились различно, и не так, как они изменялись бы, оставаясь в связи между собой». Действительно, «сами элементы, через которые они раньше связывались, за этот период прошли через состояние пограничных со средой, следовательно, изменились в наибольшей мере; новая связь либо пройдет не через них, либо, если и через них, то сама окажется в соответственной мере измененной» [Тектология, кн. 2, с. 11-12].

Необходимая социальная энергия — энергия, требуемая для сохранения социальной системы, т.е. восполняющая ее затраты на адаптацию к среде, чего, конечно, недостаточно для ее дальнейшего развития; в политэкономии – это труд общества, необходимый для поддержания всей его системы производства, т.е. «все то количество общественного труда, которое необходимо для удовлетворения нормальных потребностей всех участников производства» [Начальный курс политической экономии, с. 28].

Необходимое рабочее время — время, в течение которого «работник отрабатывает стоимость своей рабочей силы. Остальные часы представляют прибавочное рабочее время – время прибавочного труда» [Краткий курс экономической науки, с. 134].

Необходимое условие устойчивости — это такое тектологическое состояние комплекса, когда относительная гарантия его сохранения в непрерывно меняющейся среде достигается за счет постоянного перевеса ассимиляции над дезассимиляцией, т.е. возрастания суммы его активностей за счет среды. В самом деле, «предположим, удалось бы констатировать, что комплекс А совсем не разрушается, но и не испытывает изменений в другую сторону, в смысле перевеса ассимиляции над дезассимиляцией», т.е. мы имеем «чистую, идеальную статику; но легко убедиться, что она не могла бы удержаться, а неминуемо свелась бы к упадку. Комплекс А находится в данной, определенной среде, в полном подвижном равновесии с нею; и только пока эта среда остается той же самой, оно гарантировано для него. Но среда отнюдь не может быть столь же безусловно устойчивой: она связана с мировым потоком событий; при строгом анализе она в конечном счете и развертывается на всю вселенную; она, следовательно, необходимо изменяется. Очевидно, что тогда изменяются и отношения комплекса А к его среде». Согласно принципу неблагоприятности эти изменения среды «неизмеримо чаще неблагоприятны для него». Следовательно, «в изменяющейся среде статическое положение комплекса А неизбежно превращается в неблагоприятное: перевес потерь над усвоением, последовательный упадок». Таким образом, «для сохранения в изменяющейся, т.е. в конечном счете во всякой среде недостаточно простого обменного равновесия» – требуется постоянный «перевес ассимиляции: тогда новые неблагоприятные воздействия встречают не прежнее, а увеличенное сопротивление». Именно так в природе сохраняются всевозможные тектологические формы, в частности формы жизни и, собственно, сам «человек в своем коллективном самосохранении: путем роста комплексов, накопления запаса активностей», поскольку «каждый шаг в эту сторону увеличивает возможность поддержания жизни при изменяющихся условиях. Иными словами, динамическим элементом сохранения комплекса является возрастание его активностей за счет среды» [Тектология, кн. 1, с. 200-201].

Необходимость — власть природных или социальных отношений над людьми. Например, экономическая необходимость – это «власть общественных отношений над людьми»; в экономике она является «первообразом отвлеченной причинности» [Наука об общественном сознании, с. 365]. В целях освобождения от фиктивной власти отношений «строгое научное мышление принимает только ту необходимость, основания которой для него выяснены» [Борьба за жизнеспособность (статья), с. 11].

Необходимый труд — в терминах политэкономии «вся та часть общественного труда, которая служит для восстановления и поддержания рабочих сил общества», оставшаяся часть общественного труда – это прибавочный труд [Краткий курс экономической науки (2007), с. 22].

Неоднородная связь (асимметричная связь) — это связь между комплексами одной системы, которые выполняют в ней разную организационную функцию [Тектология, кн. 1, с. 154-155]. Наиболее распространенные «частные случаи асимметричной связи» – это эгрессия и дегрессия, например, связь между организатором проекта и его исполнителем, между кожей и нервной системой [Тектология, кн. 2, с. 145].

Неоднородная цепная связь (асимметричная цепная связь) — связь между неодинаковыми комплексами, когда «отношение одного к другому иное», например: «винт и гайка по форме весьма различны, а их общая поверхность является выпуклой для винта там, где она вогнута для гайки»; или другой пример: «сотрудничество разных специалистов» [Тектология, кн. 1, с. 154].

Неокантианство — модернизированная форма кантианства, которая с научной точки зрения в целом бесполезна, хотя и дает, как всякая схоластика, «большую практику в логическом анализе». Полезность неокантианства «в этом специально-гимнастическом смысле отрицать не приходится; точно так же можно у писателей этой школы найти иногда дельные мысли, не стоящие, однако, в прямой связи с внутренней логикой кантианства, а просто навеянные научными знаниями авторов» [Эмпириомонизм, с. 225].

Неомальтузианство — модернизированная форма мальтузианства, которая «на место “нравственного воздержания” ставит медицинские методы предотвращения беременности и родов» [Падение великого фетишизма, с. 130].

Неопределенно-изменчивая среда — среда, со стороны которой комплекс испытывает неопределенно изменяющиеся воздействия, время и величину которых невозможно заранее учесть [Тектология, кн. 1, с. 223].

Неорганизованность — понятие относительное, так как имеет смысл лишь тогда, когда оценивается состояние какого-либо комплекса с точки зрения другого более организованного комплекса. Полная неорганизованность – вообще бессмысленное понятие.

Неорганизованный комплекс — это менее организованная группировка элементов по сравнению с более организованной.

Неорганический мир — это не «хаос элементов» в нашем опыте, а «ряд определенных пространственно-временных группировок», превращающийся в познании «в стройную систему, объединенную непрерывной закономерностью отношений. Но “в опыте” и “в познании” – это значит в чьих-либо переживаниях; единство и стройность, непрерывность и закономерность принадлежат именно переживаниям, как организованным комплексам элементов; взятый независимо от этой организованности, взятый “an sich”, неорганический мир есть именно хаос элементов, полное или почти полное безразличие. Это отнюдь не метафизика, это только выражение того факта, что неорганический мир не есть жизнь, и той основной монистической идеи, что неорганический мир отличается от живой природы не своим материалом (те же “элементы”, что и элементы опыта), а своей неорганизованностью (точнее, вероятно, низшей организованностью)» [Эмпириомонизм, с. 78].

Неполная дезингрессия — «разница напряжений энергии между смежными комплексами»; более того, это «необходимое условие всякого опыта физического, как и психического», т.е. именно «та разность напряжений, без которой ничто не может происходить». Таким образом, «весь мир человеческого опыта, взятого и как система сознания, и как система действия, в каждом звене своей бесконечно развертывающейся цепи обусловлен какой-либо разностью напряжений, какой-либо неполной дезингрессией» [Тектология, кн. 1, с. 176-177, 179]. В этом и заключается мировое значение неполной дезингрессии.

Неполная эгрессия — это «централистическая» связь в начальной стадии своего развития, когда при взаимодействии выше организованного комплекса А с остальными комплексами K, L, M, N этой же системы «влияние А на K или на L больше, чем обратное влияние K или L на А, но все вместе комплексы K, L, M, N… могут оказывать на А более значительное определяющее воздействие, чем он оказывает на них». Пример: «выдающийся член группы, хотя и чаще дает пример или руководящее указание каждому из остальных, чем тот ему, но в совокупности они все-таки больше руководят им, чем обратно» [Тектология, кн. 2, с. 105].

Непосредственные переживания — «связанные с физиологическим процессом» переживания, область которых «гораздо шире области психического опыта» и «совпадает с областью жизнеразностей центрального нервного аппарата»; иначе говоря, переживания, существующие и «в сфере психического опыта», и «за его пределами», причем за пределами психического опыта они существуют не только там, где «выражаются в заметных движениях, но и там, где соединенные с ними жизнеразности недостаточно для этого значительны» [Эмпириомонизм, с. 49].

Непосредственный опыт — индивидуально-организованный опыт, ассоциативно связанный с эгрессивным центром – индивидуальное «Я». С позиций эмпириомонизма «за пределами нашего непосредственного психического опыта всякие переживания – следовательно, вообще все не наши переживания – становятся доступны нашему познанию лишь косвенным путем – посредством высказываний»; более того, наибольшая часть нашего опыта дается нам именно через чужие высказывания путем присоединения к ним переживаний, подобных нашим собственным, и такое их понимание «служит для нас способом проверять и контролировать свой непосредственный опыт опытом других людей». На понимании высказываний основывается вся система объективного познания, и так как она в своем целом не впадает в противоречие ни с самой собою, ни с жизнью вообще, то, сообразуясь с ней, мы с успехом строим свою практическую деятельность. В эмпириомонистической картине мира нет ничего сверхопытного: «в ней есть только непосредственный опыт и его продолжение – область “подставляемого”, опыт косвенный. Последний является в то же время опорой первого, условием его “объективности”. Тот и другой одинаково лежат в сфере познания» [Эмпириомонизм, с. 40, 129].

Непрерывность опыта — бесконечный поток вселенной, или в терминах тектологии единый, но бесконечно-мерный поток активностей-сопротивлений. С точки зрения кризисов «всякая “непрерывность” может быть разбита анализом в бесконечную цепь кризисов» [Тектология, кн. 2, с. 253]. Такая мировая дегрессия, как «пространство опыта имеет три измерения. Но непрерывность опыта имеет больше измерений. И когда релятивисты говорят о “continuum’e” четырех и пяти измерений, они нисколько не выходят из рамок научно-опытных формулировок. Время в физике есть непрерывность. Потенциал тяготения – тоже. Всякая непрерывность может быть выражена графическим символом линии. От этого она не становится линией. Время, например, от линии отличается своей необратимостью». Применяя графический символ, следует «не забывать об его технически-условном характере, и учитывать в анализе отличие непространственной непрерывности от изображающей ее линии. В пределах же общих свойств данных непрерывностей графический символ может быть применим без ограничений, как и относящиеся, собственно, к нему, а не к этим непрерывностям, термины “кривизна”, “деформация”, “радиус кривизны”, и т.п. Мы можем, например, на чертеже взять за одну ось координат – одно измерение пространства, за другую – линию, символизирующую время, за третью – линию, также символизирующую какое-нибудь непрерывнопеременное напряжение, хотя бы гравитационное, – и затем образовывать с их помощью и исследовать разные “векторы”, “кривые” с “радиусами кривизны” и пр. Мы можем со всем этим оперировать и получать верные результаты, пока в наших операциях не будут затронуты специфические отличия наших непрерывностей от их технико-графических символов. Поскольку же это случится – выводы будут неверны. Надо, следовательно, избегать вульгарно-неточных выражений, вроде “пространства 4-х, 5-ти измерений”, и пользуясь понятиями вроде “радиуса кривизны четвертого континуума”, помнить и учитывать их графико-технический, условный характер» [Объективное понимание принципа относительности, с. 346-347].

Неравновесная, или «ложная» устойчивость — 1) тектологическая величина, характеризующая относительно медленный темп развития наблюдаемого комплекса и равная численно его периоду жизни, т.е. времени образования, развития и распада его конкретной тектологической формы, иначе говоря, длительности ее тектологического акта; 2) тектологическое понятие, которое выражает известную иллюзию некоторого постоянства наблюдаемой тектологической формы, представляющую собой закономерный результат определенной разности между темпоральностью наблюдаемой системы и темпоральностью системы отсчета, т.е. наблюдателя. Чем медленнее скорость наблюдаемого системогенеза относительно темпа жизни наблюдателя, тем более статичной воспринимается конкретная фаза развития системы и более устойчивой ее наблюдаемая тектологическая форма. Поскольку период жизни наблюдателя целиком и чаще всего многократно укладывается в период жизни данной тектологической формы, то наблюдатель в течение длительного по его меркам времени фиксирует лишь отдельный момент развития тектологической формы, т.е. практически неизменяемую фазу одного грандиозного, образно говоря, «растянутого во времени», тектологического акта. Например, гора Казбек или любая другая гора, допустим, даже алмазная: «хотя с практической точки зрения она сохранится весьма долго, но в точной теоретической формулировке ее надо признать комплексом разрушающимся» [Тектология, кн. 1, с. 200].

Неравновесная система (система Богданова) — система, реагирующая на внешнее воздействие усилением своего сопротивления, исход которого двояк: либо дальнейшее развитие системы, либо ее деградация.

Нервная иррадиация — индукционный процесс в центральной нервной системе, при котором «возбуждение одних центров мозга неизбежно отчасти распространяется на другие» [Наука об общественном сознании, с. 298]. Всякий организм, и тем более человеческий, «есть живое единство, в котором происходит непрерывное взаимодействие элементов, непрерывное их влияние друг на друга, потому что нет между ними перегородок, а есть бесчисленные связи, с большими или меньшими в них сопротивлениями». Поэтому любые «сколько-нибудь сильные возбуждения отдельных центров нервной системы не ограничиваются этими именно центрами, а распространяются с них во все стороны на другие, – “иррадиируют” с них в нервной системе. Вместе с основной, главной реакцией, которая нужна и полезна организму, выступает множество более мелких побочных реакций, представляющих из себя ее непосредственное отражение в организме, распространение в нем той же волны нервного возбуждения, которою порождена основная реакция» [Падение великого фетишизма, с. 18-19]. Возникновение речи у первобытного человека непосредственно связано с этим процессом: «когда человек выполняет какое-нибудь усилие, это усилие отражается на его дыхательном и голосовом аппарате, и у него непроизвольно вырываются определенные звуки»; иначе говоря, «в трудовом акте, кроме его произвольной, сознательно-целесообразной стороны или части, есть еще непроизвольная; к ней относится трудовой крик. Этот звук был, очевидно, в каждом случае одинаковый у всех членов родовой группы: их организмы были чрезвычайно сходны и в силу тесного родства, и в силу совместной жизни среди одной природной обстановки. Естественно, что он сам собою стал обозначением – для всех понятным – того трудового действия, к которому относился. Так образовались первобытные слова, или “первичные корни”. Их было, конечно, немного, самое большое, несколько десятков. Но в дальнейшем они изменялись, развивались, усложнялись; их непроизвольно-стихийный характер сменялся все более сознательным», и, в конце концов, постепенно из них произошло «все колоссальное богатство позднейших языков». Таким образом, речь возникла «из трудовых криков», сопровождающих путем нервной иррадиации совместные усилия первобытных людей [Наука об общественном сознании, с. 298-299].

Нервная система — с тектологической точки зрения – это цепная эгрессия, т.е. ризома, а в более конкретной формулировке – это центральный «организующий аппарат отдельного организма», который «представляет собой несколько рядов нервных центров (для большинства функций три, четыре ряда), расположенных одни над другими в том смысле, что центры “низших” рядов подчиняются центрам “высших”, т.е. регулируются, контролируются, объединяются этими последними. Высшие центры служат, следовательно, “организующими” для “организующих”» [Эмпириомонизм, с. 270, 273].

Несовершенство — «всякое отступление от дополнительных связей, всякая неполнота в них» [Тектология, кн. 2, с. 23], следствием чего являются недостаточная стройность, неполная связность системы.

Неуравновешенный комплекс — см. комплекс неуравновешенного типа.

«Не-Я» — все, что не входит в комплекс «Я», внешняя среда, данная ему в прямом опыте, т.е. с позиций эмпириомонизма – это бесконечный ряд непосредственных комплексов, материал которых – элементы опыта, а форма характеризуется различными степенями организованности, от низших, соответствующих неорганическому миру, до высших, соответствующих опыту того или иного «Я»; причем все эти комплексы взаимно влияют одни на другие, отражаясь одни в других, и каждое отдельное восприятие внешнего мира есть отражение какого-нибудь из таких комплексов в определенном сложившемся комплексе «Я» – в конкретной психике, а физический опыт есть «результат коллективно организующего процесса, гармонически объединяющего такие восприятия» [Эмпириомонизм, с. 129].

Нигредо (от лат. nigredo – чернота) — характеристика физических свойств поверхности, выражаемая числом, показывающим, какую часть падающей лучистой энергии поглощает данная поверхность. Нигредо поверхности какого-либо тела определяется по формуле: N = 1 – A, где A – альбедо поверхности тела. См. нигредо Земли.

Нигредо Земли — отношение количества энергии, поглощенной Землей, ко всей лучистой энергии, падающей на Землю от Солнца.

Низшая форма — простая форма, обладающая большим консерватизмом, ригидностью, «большой непосредственной устойчивостью», небольшим количеством элементов и сравнительно малой внутренней связью [Вопросы социализма, с. 57-58].

Никология (от греч. νίκη – победа и λόγος – учение) — наука побеждать, система организационных принципов военного искусства, впервые сформулированная в 1795 г. великим русским полководцем генералиссимусом А.В. Суворовым; в широком значении – это методология устойчивого развития системы, оптимальной ее адаптации, т.е. никология, если формулировать кратко, – это тектология победы.

Никология Homo sapiens — это самый оптимальный способ развития человеческой популяции, который выражается краткой формулой: размножение + коллективность, т.е. самый эффективный способ экстенсивной адаптации и самый эффективный способ интенсивной адаптации.

Нирвана — «абсолютное равновесие души, ее полное успокоение в ничем не возмущаемом созерцании вечности», – буддистский «идеал пассивности и безразличия», достигаемый путем «прекращения всякой деятельности, всяких эмоций». К такому состоянию тяготеет созерцательно-аскетический тип психики, слабо реагирующий на внешнее воздействие. Подобная тенденция развития психики наблюдается при значительном усилении отрицательного подбора, когда «его подавляющее действие приводит к сокращению активности организма» [Тектология, кн. 1, с. 256; кн. 2, с. 186].

Ноант — сокращенный вариант термина «нооантроп», образованный из первых слогов греческих слов: νόος – разум и άνθρωπος – человек. Этим термином определяется человек эпохи сознательного социогенеза, представляющий уже «существо развитое, а не эмбриональное, целостное, а не дробное», каким он проявляет себя в стихийную эпоху [Вопросы социализма, с. 46].

«Новый мировой порядок» — концепция глобализации в частных интересах контрколлектива, представляющая собой крайне катагеничный проект создания системы глобального авторитаризма с эгрессивным центром – финансовой саккулиной; альтернатива этой реакционной концепции – арогеничный проект глобального и синергичного объединения всех трудовых человеческих активностей с эгрессором в виде «конъюгации организаторско-волевых активностей, централистически охватывающей мировой коллектив» [Тектология, кн. 2, с. 77], т.е. проект глобализации в общих интересах всего человечества, или кратко – Ладомир.

Номогенез (от греч. νόμοϛ – закон и γένεσις – рождение, творение, происхождение) — это социогенетический феномен, поскольку «законы не даны готовыми в опыте, а вырабатываются познанием, как средство его организовать», т.е. согласовать наличный опыт в стройное единство. Взять, к примеру, такую очевидную закономерность, периодически наблюдаемую в природе, как смена времен года: все связанные с этим явлением сложные обобщающие понятия «осень», «зима», «весна», «лето» в опыте нам «не даны, а выработаны исторически. В опыте же были даны, например, в большом количестве элементы “холода”, в соединении с элементами, образующими комплекс “снег”, “лед”, с повышенным количеством элементов “темноты” (долгие ночи) и т.п.; и весь этот чувственный материал был организован в понятии “зима”. Иной чувственный материал, также огромный и сложный (возрастание суммы элементов “теплого”, “сырого”, “зеленого”, “светлого” и т.д.), был организован в понятии “весна”. Наконец, повторение той или иной суммы переживаний, со сравнительно малыми вариациями, послужило материалом для организующей “идеи” или “закона”: за зимой следует весна. Ничего абсолютного ни в обоих понятиях, ни в объединяющем их законе нет, и не может быть; опыт может дать нам снег в мае, это внесет в понятие “весна” некоторое противоречие, но недостаточно сильное, чтобы разрушить самое понятие и привести к выработке новой организующей формы. А вот если мы поселимся в экваториальных странах, то опыт принесет нам так много противоречий, что прежние организующие формы – понятия “зимы”, “весны” – совсем их не выдержат, и неизбежно выработаются новые, например, – “за периодом сухости следует период дождей”» [Вера и наука, с. 62].

Номократия — власть номората, социальным идеалом которого является «производство и распределение, организованное иерархией чиновников» [Тектология, кн. 2, с. 75].

Номорат (от греч. νόμοϛ – норма, обычай, закон) — это входящая в состав тектората «“нормативная” или государственная (чиновничья, военная, адвокатская) интеллигенция» [Линии культуры XIX и XX вв., с. 130]. С тектологической точки зрения номорат – субъект дегрессии, т.е. дегрессор.

Номосистема (от греч. νόμοϛ – закон и σύστημα – составленное из многих частей, соединенных в одно стройное целое) — всякая независимо от специфики социально-организованная система обобщений, полученных познавательной обработкой опыта путем последовательного абстрагирования, при этом, а точнее, в силу этого, сами по себе эти обобщения «не принадлежат к сфере опыта, к сфере непосредственных переживаний» [Эмпириомонизм, с. 24].

Номосфера (от греч. νόμοϛ – норма, обычай, закон и σφαῖρα – шар) — социально-организованная область абстракций познания, которая есть «результат познавательной обработки опыта», т.е. не дана в нем, а создается мышлением «как средство организовать опыт, гармонически согласовать его в стройное единство»; ее абстракции «нельзя относить к тому или другому ряду опыта; а потому если они сами и образуют социально-организованную систему, то из этого не следует, чтобы была социально организована и охватываемая ими область опыта», так как «они получаются из опыта путем отвлечения» [Эмпириомонизм, с. 24].

Номоформа (от греч. νόμοϛ – закон и лат. forma – наружность, облик, внешний вид) — ментальная форма закона, т.е. форма понимания закона самого по себе (взятого безотносительно к конкретному его содержанию); другими словами, абстрагированное от содержания общепринятое представление о законе, напрямую зависящее от менталитета людей в тот или иной исторический период. Например: «представление о законах природы в своей первоначальной форме (период религиозных мировоззрений) было авторитарным: это – императивы персональных организаторов мира, богов»; а в период индивидуализма, с упадком религиозных мировоззрений и сменой их философскими, «законы природы становятся безличны, имманентны природе». В переходной фазе от авторитаризма к индивидуализму – это «законы необходимости», в которой «еще есть остаток персонально-авторитарного момента – на стороне ее воспринимающего субъекта (индивидуума) оттенок подавленного сопротивления». Эта «необходимость» – «форма мышления, моделированная стихийной властью над людьми рынка, и вообще их неосознанных отношений между собой». И наконец, завершенная форма безличного закона – предельно абстрактная – это закон-уравнение, где связь фактов выражается определенной формулой, которая уже не «принудительная», а математически-описательная. Освобождение от последних остатков «оттенка» принудительности «является следствием высокого технического уровня, реальной власти людей над природою, благодаря чему из технического и из его производного – физически-научного мышления элиминируется этот оттенок чувства. “Закон-необходимая связь” и “закон-уравнение” представляют две ступени абстрактного фетишизма». Возникновение тектологии знаменует новую фазу в понимании законов природы – фазу структурного их понимания: формулы старых законов сменяются универсальными организационными схемами: как способы организации все законы «становятся историчны», поскольку «способ организации, приводящий к данной структуре, и есть ее собственный закон» [Новая фаза в понимании законов природы, с. 129-131].

Нооантроп (нооант) (от греч. νόος – ум, разум и άνθρωπος – человек) — представитель не только всей жизни на Земле, но и самой Земли в целом, более того, представитель Солнечной системы, представитель Галактики и вообще представитель космоса, поскольку вся мировая среда есть поле приложения его активности, для успешной адаптации к которой темп его организующей деятельности должен всегда превышать темп дезорганизующей деятельности мировой среды. Иными словами, устойчивый нооантропогенез возможен при последовательном устранении катагеничности в антропо-, био-, гео-, гелио- и космосфере. Более краткий вариант термина – ноант.

Нооантропогенез (от греч. νόος – разум, άνθρωπος – человек и γένεσις – рождение, творение, происхождение) — переход человечества из дезорганизованного состояния в организованное, т.е. превращение разобщенного частными целями зоочеловечества в объединенное общей целью ноочеловечество, включая дальнейшее его развитие в соответствии с принципом организационной симметрии и на основе непрерывной синергизации своей всевозрастающей активности.

Нооантропосфера (от греч. νόος – ум, разум, άνθρωπος – человек и σφαῖρα – шар) — синергизированная общей целью антропосфера, т.е. ноочеловечество как глобальный коллектив.

Ноократия (от греч. νόος – ум, разум и κράτος – власть) — форма самоуправления высокоорганизованного общества, вступившего в фазу сознательного социогенеза, впервые за всю историю своего развития вставшего на путь максимальной синергизации всех своих наличных ресурсов для научно обоснованного, тектологически оптимального обустройства в окружающей среде – в космосе; это форма самоуправления посткратического общества, точнее, посттектократического общества, т.е. такого, в котором вообще отсутствует всякая власть, поскольку в ней нет никакой необходимости, так как все члены общества руководствуются едиными социально-согласованными нормами целесообразности. Ноократия – это принцип жизнедеятельности общества нового типа – Ладомира, т.е. глобально-коллективистского, всецело товарищеского общества, в котором все люди – товарищи, и у всех общие интересы. Торжество ноократии знаменует конец эпохи Ратомира.

Нооменталитет (от греч. νόος – ум, разум и лат. mens, mentis – ум, мышление, образ мыслей, душевный склад) — это системный образ мышления, в основе которого лежит тектологическое понимание мира, т.е. это адекватное опыту монистически цельное системное мировоззрение, основой которого является тектология.

Ноос (от греч. νόος – ум, разум) — фактор историогенеза, доминирующий в его сознательной стадии и представляющий собой систему научно-обоснованных реакций человечества на воздействия внешней среды; иными словами, это вторичная по отношению к зоосу активность антропосферы, которая, уступая ему в прологе истории, постепенно занимает господствующее положение, что, собственно, и знаменует подлинное начало человеческой истории. Антропосфера в этот период мучительно синергизируется и, минимизируя свою внутреннюю катагеничность, переходит на путь арогеничного, т.е. более устойчивого развития.

Ноосистема (от греч. νόος – ум, разум и σύστημα – соединение многих частей в одно стройное целое) — социальная система нового типа, в которой эгрессия реализуется в форме коллективного руководства, дегрессия – в форме норм целесообразности, а ингрессия – в форме товарищества.

Ноосоциальные отношения — товарищеские отношения с общецелевой коллективистской идеологией и, соответственно, с такой же логикой взаимной деятельности.

Ноосоциогенез (от греч. νόος – разум, лат. socio – соединять и греч. γένεσις – происхождение, становление) — сознательная фаза социогенеза, знаменующая собой «переход общества от классового развития в противоречиях к интегрально-гармоническому развитию», при котором «стихийность внесоциальная и социальная одинаково преодолеваются планомерно-организованной силою человечества» и «его власть над природою беспредельно возрастает» [Эмпириомонизм, с. 329].

Ноосоциум (от греч. νόος – ум, разум и лат. socium – общее) — это общество сознательного социогенеза, в котором нет внутренних противоречий и, соответственно, нет внутренней борьбы и которое в борьбе с природой проявляет себя как единое разумное целое, т.е. как один трудовой, сплоченный глобальный коллектив; иными словами, это культурно-однородное синергичное общество, в своем развитии достигшее «высшей ступени власти над природою, организованности, социальности, свободы, прогрессивности» [Вопросы социализма, с. 98]; короче говоря, это научно организованное общество со всеми атрибутами социализма.

Ноосфера (от греч. νόος – ум, разум и σφαῖρα – шар) — обустроенная человечеством область мировой среды, т.е. не вся охваченная человеческим разумом мировая среда, а лишь практически освоенная ее часть; с позиций эмпириомонизма – это область физического мира, организованная на основе взаимодополнительности общества и мировой среды, с позиций биотектологии – это совершенно новое организационное состояние антропосферы, возможное лишь в случае ее перехода в качественно иную фазу своего развития – в стадию устойчивого арогенеза, когда все человечество будет организовано на началах всеобщей синергии и в соответствии с принципом организационной симметрии. В схемах собственно тектологии ноосфера представляет собой систему цепной эгрессии, в которой человечество – эгрессор (подчиняющая природу активность), его орудия – ингрессор (связка, посредствующее звено, связующее человечество и природу в устойчивую систему) и его идеология – дегрессор (закрепляющие власть человечества над природой технологии).

Ноочеловечество — человечество, организованное на началах всеобщей синергии, ставшее единым глобальным коллективом.

Нормальная ценность товара — «такая, которая соответствует трудовой стоимости товаров. Весь смысл обмена заключается в том, что люди взаимно отдают друг другу труд, заключенный в их товарах. Поэтому обмениваться должны один на другой также товары, в которых заключается по равному количеству труда; например, в одном 10 часов простого труда и в другом тоже 10 часов. Это относится ко всяким товарам, в том числе и к деньгам». Если же товар на рынке продается дороже или дешевле его нормальной стоимости, то это происходит «потому что разделение труда в меновом обществе неорганизованное, и производство, а следовательно предложение товара, часто не соответствует спросу», но «тогда сам рынок исправляет дело», и общественный труд, реагируя на него, изменит соотношение предложения и спроса. Именно такие постоянно происходящие на рынке колебания спроса и предложения и приводят цены товаров к соответствию с их трудовой стоимостью, т.е. «к тому, чтобы в товарах равное количество труда обменивалось на равное» [Начальный курс политической экономии, с. 69-70].

Норма прибавочной стоимости — это «отношение прибавочной стоимости к переменному капиталу или, что то же – отношение прибавочного рабочего времени к необходимому». Норму прибавочной стоимости более правильно называть «нормой эксплуатации», поскольку она служит «мерою той выгоды, которую капиталисты извлекают из купленной рабочей силы, мерою эксплуатации» [Краткий курс экономической науки, с. 135].

Нормативная атрибутика капитализма — это основные элементы социальной дегрессии, посредством которых организуется все капиталистическое общество, а именно: «право частной собственности и мораль индивидуализма» [Вопросы социализма, с. 325].

Нормативные формы — это организующие приспособления третьего типа, служащие для «устранения противоречий социальной жизни путем ограничения тех или иных функций, которые без этих ограничений дисгармонически сталкивались бы между собою». Такими формами являются «обычай, право, нравственность, приличия, практические правила целесообразности для поведения людей» [Эмпириомонизм, с. 269]. С тектологической точки зрения всякие нормы, правовые и нравственные, суть социальные дегрессии. Иными словами, это «дегрессивные комплексы для устойчивой организации живых активностей общества», причем организационная динамика их развития фиксируется тектологией двумя важными моментами: во-первых, все эти нормативные формы «подчинены живым активностям общества (“социально-трудовым”), от них зависят, ими определяются», и во-вторых, «все эти формы в процессе развития консервативнее, чем их социально-трудовая основа – пластичная часть социальной системы: они сохраняются еще тогда, когда она уже их переросла; и неизбежен такой период, в котором они становятся стеснением и препятствием для ее прогресса» [Тектология, кн. 2, с. 144-145]. Образуя цикл прямой и обратной связи с условиями социальной жизни, нормативные формы, исторически развиваясь, коррелируют с фазами социогенеза: будучи изначально консервативными, «они медленно складываются и большей частью медленно изменяются» и «всегда живут дольше, чем вызвавшая их потребность, и умирают только после упорной борьбы» [Вопросы социализма, с. 56]. Фазе стихийного социогенеза соответствуют нормы принуждения, фазе сознательного социогенеза – нормы целесообразности. На данном этапе исторического развития все современные общества «держатся всецело на принудительных нормах», в частности «нормы собственности и договорного подчинения составляют душу капитализма» [Вопросы социализма, с. 54].

Нормативный фетишизм — абсолютизация нравственных и правовых норм, характерная индивидуалистическому мышлению, которому «недоступна общественно-трудовая основа его понятий». Всякий «индивидуалист в общественной жизни находит только индивидуальные интересы, сталкивающиеся между собою или случайно согласующиеся. С этой точки зрения норма закона или морали ограждает одни частные интересы в ущерб другим, “справедливые” или “законные”, т.е. согласные с нею самой, в ущерб “несправедливым” и “незаконным”, т.е. ей противоречащим; а значит, она властвует над ними всеми, но не зависит от них. Она, поэтому, “абсолютна”, т.е. безусловна, не связана никакими условиями». Чтобы понять социально-трудовой характер норм, «надо выйти из-под власти меновой идеологии», т.е. сменить индивидуалистическую точку зрения на более высокую – коллективистскую [Наука об общественном сознании, с. 386].

Нормогенез (от лат. norma – руководящее начало, правило, образец и греч. γένεσις – происхождение, становление) — происхождение принудительных социальных дегрессий, ограничивающих стихийный социогенез, их развитие и неизбежная замена целесообразными социальными дегрессиями, научно организующими жизнь общества.

Нормократия (от лат. norma – руководящее начало, правило, образец и греч. κράτος – власть) — это царство норм принуждения, которое просуществовало весь стихийный период социогенеза и разрослось в наши дни «среди капиталистической культуры до колоссальных размеров: разнообразные обычаи, – различные виды права, местного, государственного, международного, – сложная мораль, мелочные формы приличия и тому подобное. Причина такого богатства проста и очевидна: общественная система труда в ее целом неорганизованна, анархична, полна противоречий и столкновений, крупных и мелких; нормы восполняют, насколько необходимо, этот недостаток организованности, ставят границы антагонизмам и конфликтам, которые иначе постоянно обострялись бы, усиливаясь вплоть до полного разрушения социальной связи». Современное «индивидуалистическое общество без норм не было бы обществом: оно развалилось бы на составные части, рассеялось бы в виде стихийного потока человеческих атомов. Другую отличительную черту современного царства норм представляет повсюду его проникающий, своеобразный фетишизм. Источник норм – это общественная связь, интересы коллектива, группового, классового или обще-социального: их сущность лежит в организующей функции, их основа – объективное сотрудничество людей. Но в обществе, построенном на рыночной и классовой борьбе, все эти элементы недоступны мышлению людей, неизбежно индивидуалистичному. Поэтому для них норма является внешней, самостоятельной силою, ограничивающей личность. Так, сила нравственного правила для индивидуалиста заключается не в том, что оно служит к сплочению коллектива, которого он и не знает, и не чувствует под непрозрачною оболочкой суровой “войны всех против всех”. Для него сила и обязательность этого правила состоят всецело в том, что оно – нравственное, что оно предписывается моральным принципом. Моральный же принцип для индивидуалиста определяется именно его обязательностью, независимой от личной воли. “Долг есть долг, и ничего более”, – такова наиболее чистая формула индивидуалистической нравственности. Аналогичным образом обязательность права сводится к тому, что оно есть закон, т.е. право. Принудительность обычая в том, что “всегда так велось”, т.е. что он есть обычай; приличия в том, что “этого требуют хорошие манеры”, т.е. что оно есть приличие»… Всюду царит «один и тот же фетишизм отвлеченного: норма “отвлекается”, отрывается от конкретной социальной практики людей, превращается в нечто самодовлеющее, но подчиняющее себе людей. Без этого фетишизма они были бы бессильны. Например, когда индивидуалисту доказывают условность, историчность, социальное происхождение нравственных норм, то он понимает это, как голое их отрицание, и впадает в великий гнев против “безнравственности” противников». В докапиталистическую эпоху авторитаризма фетишизм норм был «более конкретного характера: их источником является личный авторитет, реальный или мнимый: для права – реальная фигура властителя, для нравственности – мнимые персонажи богов. Эти образы, конечно, также воплощали в себе организационные потребности коллектива, и под своей живой, яркой оболочкой были, по существу, столь же бессодержательны: источником нормы, ее санкцией оказывался просто произвол. Следы такого, более древнего фетишизма удерживаются обыкновенно и в новейшем, отвлеченном: первоисточником мира норм и здесь большей частью признается некоторый верховный авторитет, – но он весьма непохож на старые авторитеты. Развитое индивидуалистическое мышление не может принять его в образе живой, человекоподобной индивидуальности, – личность привыкла замыкаться от всякой другой конкретной личности, привыкла отстаивать свою отдельность и автономность от других, ей подобных. Поэтому верховный авторитет для этого типа мышления возможен лишь в совершенно обезличенном, до полной бессодержательности опустошенном виде: все его человеческие признаки исчезают, расплываясь в концепции “абсолютного”». Царство норм невозможно без их тотального фетишизма, который и в авторитарную, и в индивидуалистическую эпоху неразрывно связан с их принудительностью, а «поскольку эта принудительность нужна и полезна классу или обществу, постольку фетишизм культурно-необходим». В этом и весь секрет живучести царства норм: под их фетишистской оболочкой скрывается система «господства – подчинения»; иначе говоря, устойчивость социального диполя обеспечивается фетишизмом социальных норм [Культурные задачи нашего времени, с. 80-83].

Нормы — после идеи и слова третий тип организационных орудий, которые устанавливают и оформляют отношения людей в коллективе, закрепляют их связи, являясь с тектологической точки зрения разновидностью социальной дегрессии. См. нормативные формы.

Нормы принуждения — это социальные нормы, которые служат лишь для того, чтобы «внести порядок в дисгармонию жизни, порождаемую стихийным развитием», в итоге «объединение и регулирование разнородных жизненных процессов получается лишь внешнее». Такой порядок «еще не есть гармония в положительном смысле этого слова», поскольку «консерватизм внешней нормы резко сталкивается с непрерывной тенденцией прогресса и, в свою очередь, становится источником – в этом случае основным или даже единственным – глубоких жизненных противоречий». Таким образом, хотя «внешнепринудительные нормы безусловно необходимы для сохранения жизни среди противоречий стихийного развития, но достигают они этого сохранения лишь ценою стеснения самого развития, ценою его ограничения и задержек» [Вопросы социализма, с. 56, 61].

Нормы целесообразности — это научно обоснованные формы социальной дегрессии, свободные «и от принудительности, и от консерватизма прежних», императивного характера норм принуждения. Например, научно-технические правила, которые «в сущности никого и ни к чему не принуждают, а только указывают наилучшие способы к достижению той или иной данной цели». Нормы целесообразности – «не игра мышления, а определенные формы жизни». Они соответствуют гармонической фазе социогенеза, в которой реализуется социальный принцип организационной симметрии: «максимум жизни общества, как целого, совпадает в то же время с максимумом жизни его отдельных частей и его элементов – личностей». Если такого совпадения нет, то «не может быть и речи о гармоническом развитии – а следовательно, и о социальном господстве норм целесообразности»; если же оно имеется, то «цели, которым служат эти нормы, при всем своем конкретном разнообразии, сливаются в высшем единстве социально-согласованной борьбы за счастье, борьбы за все, что жизнь и природа могут дать для человечества». Научно-обоснованные нормы целесообразности «всецело подлежат критике опыта и познания» в отличие от норм принуждения, которые «требуют себе господства и над этой критикой» [Вопросы социализма, с. 61-63].

Нравственная норма — форма социальной дегрессии, представляющая собой «систему психических группировок в целом ряде человеческих личностей, принадлежащих к данному обществу». Как и всякая другая общественная форма, нравственная норма не имеет отдельного физического существования и подлежит положительному или отрицательному подбору, т.е. сохранению или развитию в первом случае и разрушению – во втором; иначе говоря, «она может упрочиваться или ослабляться и исчезать при сохранении всех ее носителей; их психический мир – существенная часть той среды, от которой зависит судьба данной формы, противоречие с этим психическим миром – с системой “опыта” этих людей – ведет большей частью к гибели только самой нормы, а люди, в которых она жила, продолжают существовать без нее (или сохраняя некоторые ее остатки, например, в виде “воспоминания” о ней)» [Эмпириомонизм, с. 245].

Нравственность — социальная дегрессия, которая как «форма взаимного контроля людей» [Основные элементы, с. 162] «относится к области норм принуждения» [Эмпириомонизм, с. 324]. Наблюдаемая в масштабе исторического времени омега-тенденция ведет «к уничтожению всякой морали», поскольку «социальное чувство, делающее людей товарищами в труде, радости и страдании, разовьется вполне свободно только тогда, когда сбросит фетишистскую оболочку нравственности» [Вопросы социализма, с. 105].

Нуклеация — непрерывный процесс концентрации активностей в центральном комплексе системы с образованием эгрессивного центра, в котором этот же процесс продолжается, но уже на новом уровне организованности. Иными словами, нуклеация – это ризомообразно сходящийся процесс непрерывного образования эгрессора в эгрессоре, т.е. цепь развития эгрессии в виде «восходящих рядов, суживающихся снизу вверх». Например: «какая-нибудь феодальная цепь организаторов, идущая от главы крестьянского семейства через множество вассально-сюзеренных звеньев к императору или папе, или бюрократическая цепь – от последнего городового до абсолютного монарха», которая «вполне аналогична какой-нибудь идеологической цепи понятий или норм, от самых частных до самых общих» [Эмпириомонизм, с. 295].

Нуклеотид — простейший химический комплекс, представляющий собой звено, или мономер, из которых построена полимерная цепь ДНК. Например, в геноме круглого червя (нематоды) содержится 97 млн. пар нуклеотидов, а в геноме дрожжевого гриба – 12 млн. пар нуклеотидов.

Нуль — «полная дезингрессия величин», которая в одном случае «образуется на месте прежней величины, в другом – нарушается» [Тектология, кн. 2, с. 212]. Такое возникновение и уничтожение величины есть кризис, который в математике выражается тем, что производная этой величины превращается в нуль. Таким образом, нуль – это «символ кризиса» [Тектология, кн. 2, с. 211, 214]; точнее, «момент кризиса математических величин» [Основные элементы, с. 57].