Терминариум

У

Удар — это передача механической активности от одной молекулярной системы к другой с энтропическим превращением энергии. С точки зрения тектологии удар – не мгновенный акт, а сложный процесс, причем «по схеме подбора течение этого процесса неравномерно и неоднородно: в то время как энтропическое превращение энергии при нем уменьшается от максимума до нуля, передача собственно механической активности соответственно возрастает», поскольку в начальной стадии удара энергия «имеет дело с молекулярными сопротивлениями и связями тела и растрачивается на их изменения – на деформацию и нагревание», а в конечной стадии – «энергия все полнее переходит в перемещение тела». Так протекает этот сложный процесс в реальности, «исключения могли бы представлять либо случаи абсолютной упругости, либо такие случаи, когда внешнее воздействие совершенно не изменяло бы молекулярную структуру системы» [Тектология, кн. 2, с. 205-206].

Удвоение мира — исторически длительный этап в развитии познания, связанный с возникновением дуализма, т.е. с «созданием наряду с миром видимым – другого, невидимого, скрытого под ним, как зерно под скорлупою ореха»; проще говоря, известная познавательная процедура разделения мира на мир вещей и мир «вещей в себе». Исторически первоначальной формой удвоения был всеобщий анимизм: «мир видимый – это были “тела”, мир невидимый – заключенные в них “души”», а конечной формой – всеобщий материализм, что по сути есть инверсия анимизма, поскольку у материалистов все наоборот: «мир видимый – это “впечатления”, “опыт”, вообще “психическое” или “духовное”; мир невидимый – это “материя”» [Страна идолов, с. 221-222].

Удвоение человека (дихантропия) — первоначальное анимистическое удвоение мира, суть которого в том, что «внутри человека-тела был помещен – “интроецирован в него” – человек-душа. Первый представлялся анимистическому сознанию как элемент пассивный, инертный; второй – как элемент активный, движущий; или, выражаясь в терминах социально-трудовых отношений, первый – как воплощение функции исполнительской, второй – как воплощение организаторской. В остальном между ними существенной разницы вначале не было. Оба они были сходны по своему виду, по физическим свойствам и физиологическим потребностям, оба вполне “материальны”, если говорить с точки зрения современных понятий. “Воздушность”, “эфемерность”, “отвлеченность”, а также и “бессмертие” человека-души – результат долгого последующего развития» [Страна идолов, с. 222].

Удовольствие — «прогрессивный подбор психической системы», увеличивающий ее энергию [Тектология, кн. 2, с. 177]; другими словами, преобладание положительного подбора над отрицательным, которое представляет собой непосредственное «повышение жизни» [Эмпириомонизм, с. 63], что с энергетической точки зрения означает возрастание энергии животного организма. При этом следует отметить, что систематический перевес удовольствия над страданием ведет к узкой адаптации, т.е. одностороннему приспособлению организма к суженной среде, что, естественно, понижает его жизнеспособность в других условиях среды, например, в неопределенно-изменчивой среде.

Ум — высокая пластичность психики, ее способность быстро и легко создавать пластичные реакции. Организм с более гибкой психикой обладает повышенной адаптивностью, что позволяет ему «быстро и легко приспособляться к новым сочетаниям условий». Если сами пластические реакции не наследуются, поскольку «такая форма приспособления соответствует индивидуальному, не повторяющемуся сочетанию условий», то их пластичность передается по наследству. Эмпирия свидетельствует, что для «папуасского или готтентотского ребенка, за немногими исключениями, немыслимо пройти в течение своей жизни тот громадный путь развития, который является обычным для европейских детей: консерватизм психики, недостаток ее гибкости, пластичности у дикаря “в крови”, точнее – в эмбриональной клетке, из которой он развивается». В семье умных людей обычно рождаются умные дети, «из глупой семьи можно с большей вероятностью ожидать глупцов. Все это верно, разумеется, лишь с поправками на разнообразие условий жизни, на вызываемые частными влияниями случайные уклонения, и т.д.» [Познание с исторической точки зрения, с. 98-99].

Умножение — «в своей реальной основе вовсе не есть просто повторное сложение, как видно уж из того, что деление не есть повторное вычитание. Оно имеет основу в геометрическом опыте. Там существует переход от линии к площади (и от площади к объему), который в счетной абстракции выражается символами умножения» [Очерки всеобщей организационной науки, с. 316].

Умственный труд — человеческая активность, действующая в сфере организации идей. Как и физический, умственный труд «есть, собственно, тоже нервно-мускульная работа, с преобладанием участия других мускулов (внимание – мускульный акт, слово – понятие, элемент мышления, имеет иннервационно-мускульную основу). С развитием машинного производства к его высшим формам (автоматизм, автоматическое регулирование) “физический” труд в нем включает все больше элементов “умственного”, организаторского труда и научного опыта, переходя в новый, целостный тип, одновременно опирающийся и на все более широкую интеллектуальную основу, и на непосредственную связь с сопротивлениями природы, источником развития. Умственному труду этой связи не хватает, и он не обнаруживает тенденции восстановить ее, скорее напротив, поэтому он, хотя и выше “машинно-физического” по степени развития, ниже по своему типу, менее синтетическому, так и феодальный жрец был на ступени развития выше городского ремесленника – зародышевого буржуа, – но по своему типу ниже его» [Письмо Д.И. Опарину, с. 197].

Универсальная биоткань — это кровь, которая, являясь всеобщим ингрессором в организме, находится в непрерывном жизнеобмене со всеми другими его биотканями, «все их регулируя и всеми ими регулируясь по составу, строению, функциям» [О физиологическом коллективизме, с. 94].

Универсальная наука — это «общая наука об организации», которая «объединяет весь организационный опыт человечества», т.е. тектология [Философия живого опыта, с. 251]. Современное общество, построенное на разделении труда и обмене, организовано в той или иной степени лишь в своих частях и не представляет организованной системы труда в своем целом. Существующие «науки, систематизирующие организационный опыт общества, не могут в таких условиях понимать свои задачи в универсальном масштабе. Но чем больше общество растет и развивается, тем сильнее и болезненнее для него сказывается его неорганизованность в целом. Гигантская масса живых активностей, в нем непрерывно накопляемая, все труднее и все менее совершенно сохраняет свое равновесие. Острые и хронические болезни социальной системы – бедствия ожесточенной конкуренции, кризисы местные и мировые, возрастающая напряженность борьбы между нациями из-за рынков, безработица, беспощадные классовые конфликты – все это вместе образует грандиозное расточение общественных сил и создает атмосферу всеобщей неуверенности в будущем. Это грозные проявления общих дезорганизационных процессов, и борьба с ними при помощи методов частичного характера, какими располагает специализация, по самому существу дела обречена на безуспешность. Таким образом сам ход жизни все настоятельнее и неуклоннее выдвигает организационные задачи в новом виде – не как специализированные и частичные, а как интегральные. И вот теперь человечество переживает промежуточную, переходную эпоху: оно еще не в силах приняться за прямое разрешение задач универсальных, но частичные, ему доступные, оно ставит и разрешает во все более широком, по сравнению с прежним – поистине грандиозном масштабе». Появились и быстро развиваются разнообразные экономические, политические и культурные организации, которые «уже вышли из государственно-национальных границ и стали международными, мировыми. Но так как неорганизованность социальной системы в целом тем не менее остается, то остается также и коренная неуравновешенность, ее угнетающая, со всеми своими последствиями: и они еще продолжают обостряться благодаря ускоряющемуся росту и усложнению общественного процесса. Представление о необходимости перехода к интегральной его организации завоевывает шаг за шагом почву в сознании мыслящих элементов, специально же – экономистов, социологов и политиков, и не одного только, как было раньше, а самых различных общественных классов. Их радикальное расхождение в смысле интересов, стремлений и понимания путей социального прогресса при этом сохраняется в полной силе: одни полагают, что всеобщую социальную организацию сможет осуществить только финансово-промышленный капитал, уже создавший картели и тресты; другие возлагают эту роль на государство с интеллигенцией – чиновничьей, ученой и профессионально-технической; третьи находят такую силу в развивающейся организации рабочего класса». И не нужно даже «разбирать, какие воззрения правильнее», достаточно лишь «взять то, что в них есть общего, и, основываясь на этом, определить размеры и характер выступающей перед человечеством организационной задачи: они не зависят от того, какая общественная сила вынесет на себе тяжесть этого дела. Легко видеть, насколько новая задача несоизмерима со всеми, какие до сих пор ставились и разрешались. Всю сумму рабочих сил общества – десятки и сотни миллионов разнообразно дифференцированных единиц – придется стройно связать в один коллектив и точно координировать со всей наличной суммой средств производства – совокупностью вещей, находящихся в распоряжении общества; причем в соответствии с этой исполинской системой должна находиться и сумма идей, господствующих в социальной среде, иначе целое оказалось бы неустойчивым, механическое единение перешло бы во внутреннюю борьбу. Эта триединая организация – вещей, людей и идей – очевидно, не может быть построена иначе, как на основе строгой научной планомерности, а именно всего организационного опыта, накопленного человечеством. Но ясно также, что в своем нынешнем виде, раздробленном, разорванном на специальные науки, он недостаточен для этого. Необходимо, чтобы сам он был организован целостно и стройно, иначе его применение не способно выйти за пределы дробных, частичных задач. Необходима, следовательно, универсальная организационная наука» [Тектология, кн. 1, с. 104-106].

Универсальная постановка задач — в любой области человеческой деятельности всякая задача практики и теории «рассматривается как организационная» и сводится к единому тектологическому вопросу: «как наиболее целесообразно организовать некоторую совокупность элементов – реальных или идеальных» [Тектология, кн. 1, с. 48, 142]. Иначе говоря, «какова бы ни была задача – практическая, познавательная, эстетическая, она слагается из определенной суммы элементов, ее “данных”», наличная комбинация которых не удовлетворяет человека или коллектив; поэтому решение задачи «сводится к новому сочетанию элементов, которое “соответствует потребности” решающего, его “целям”, принимается им как “целесообразное”. Понятия же “соответствие”, “целесообразность” всецело организационные», т.е. выражают «некоторые повышенные, усовершенствованные соотношения», чем те, которые имелись раньше. С организационной точки зрения «жизнь человека и коллектива представляет цепь постановки – решения задач. Главная, подавляющая трудность заключается здесь в их величайшей разнородности». Поэтому универсальная постановка задач необходимо требует «выработки универсально-общих организационных методов». Именно такие методы и вырабатывает всеобщая организационная наука – тектология [Тектология, кн. 1, с. 48, 49, 51].

Универсальное — это не то, что охватывает сразу все и полностью, а то, что имеет отношение ко всякому явлению, но касается только одной определенной его стороны, а не исчерпывает его во всем объеме.

Универсальный факт — «в природе, в познаваемой действительности неизменно только одно – факт изменения; другими словами, нет ничего неизменного, никакой сущности. Можно, конечно, сказать, что в таком случае изменение есть неизменная сущность вещей; но если так, то это сущность совсем особая, не похожая на прежние: во-первых, она вполне тождественна со своими проявлениями; во-вторых, она вполне познаваема, потому что изменение есть то, что познается в различии, и всякое изменение может быть познано в этом смысле; в-третьих, наконец, всякое изменение есть изменение формы какого-нибудь процесса, т.е. формы изменений; поэтому познание не может остановиться на каком-нибудь элементе изменения, а должно идти дальше, разлагать его на новые элементы, которые также явятся изменениями каких-нибудь форм, и т.д., без конца. Однако, познание ищет чего-нибудь действительно неизменного, на чем оно могло бы остановиться, что могло бы служить ему, как точка опоры в его деятельности. И познание находит такую точку опоры, но не в самих вещах, а в их отношениях; оно находит ее во всеобщей причинной связи явлений» [Основные элементы, с. 40-41].

Универсальный язык — единый мировой язык, который «смог бы заменить и вытеснить все теперь существующие», объединяя при этом человечество в единый мировой коллектив. Волапюк, эсперанто и всякие другие проекты универсального языка, включая «пропаганду международного соглашения в пользу того или другого из них», – «типичная утопия». Если «организационная тенденция гигантского исторического значения налицо», то «методы, которыми ее думают воплотить в жизни, не приводят к цели: группа специалистов не может создать всеобщего языка», так как «их усилия объективно несоизмеримы с широтой, глубиной и разнообразием тех конъюгационных процессов, которые должны реализовать мировое единство языка». Во-первых, имеется количественная несоизмеримость: «никакой национальный язык не вмещается в сознании отдельной личности или группы; следовательно, изобретатели располагают лишь весьма малой и случайной долей того материала, который требуется конъюгационно реализовать». Во-вторых, имеется и качественная несоизмеримость: «в нынешнем дифференцированном обществе со многими тысячами специальностей, имеющих и свой дифференцированный технический язык, выработку всеобщего языка берет на себя группа специалистов одной или в лучшем случае немногих из этого огромного числа отраслей»; следовательно, «основные условия конъюгации и последующего подбора здесь не те, какие требуются самой задачей». Таким образом, «материал для подбора и количественно и качественно несравненно ýже того, что предполагается организовать»: «деятель подбора – интеллектуальная функция нескольких изобретателей вместо всей коллективной практики человечества». Вывод: универсальный мировой язык «будет реально создаваться лишь в пределах объективной жизненной необходимости» [Тектология, кн. 2, с. 60-63].

Университет — в изначально самом широком смысле «вся совокупность образовательных и научных учреждений разных ступеней, в их общей связи, в единстве их цели»; иначе говоря, целостная система культурно-просветительных заведений с единым центром – «высшим научным и учебным учреждением» [О пролетарской культуре, с. 238].

Универсум (от лат. universum – мировое целое, мир, вселенная) — это мир непосредственного и косвенного опыта, который представляется как «бесконечная сумма элементов, тожественных элементам нашего опыта, сгруппированных в бесконечные ряды комплексов различных ступеней организованности, от самых низших до самых высших, от смутного “хаоса элементов” до комплексов человеческого опыта и, может быть, еще гораздо более совершенных форм» [Эмпириомонизм, с. 337].

Уничтожение — наряду с возникновением один из основных кризисов форм, означающий всего лишь «изменение до неузнаваемости»; иначе говоря, там, где люди «перестают узнавать изменившуюся форму, находить в ней то, чем она была прежде, – там они говорят, что форма “уничтожилась”». Например: «в льдине человек обыкновенно еще признает воду, которую он там же видел, и потому не говорит, что вода уничтожилась, а говорит только, что она замерзла, т.е. изменилась»; но если «вода испарилась, необразованный человек полагает, что она действительно уничтожилась». Но «так как изменение форм идет без конца, а человеческая способность “узнавать” во всякое данное время ограничена – то надо, с грустью или без грусти, признать, что уничтожение есть общий удел всех форм движения. Но чем более человеческий ум проникается понятием непрерывности, единства и взаимной связи всего существующего, тем более понятие уничтожения принимает условный характер, постепенно сливаясь с понятием изменения вообще» [Основные элементы, с. 60-61].

Управление — целенаправленное воздействие на общественный или природный комплекс с целью достижения заранее прогнозируемых результатов. Комплекс, испытывающий такое воздействие, называется управляемым, и, соответственно, комплекс, оказывающий воздействие, – управляющим.

Упрощение — тектологический акт, протекающий под знаком отрицательного подбора, в результате действия которого на «внутренние отношения системы происходит повышение организационной ее прочности и устойчивости»; проще говоря, гармонизация какой-либо системы [Тектология, кн. 1, с. 210].

Уравнительное распределение (уравниловка) — «наивная форма коммунизма по схеме “всем поровну”», в которой, собственно, и нет «действительной, жизненной уравнительности», поскольку «если один тратит больше трудовой энергии, другой меньше, а получают они для ее восстановления поровну, то ясно, что равенства реального тут нет: один из двух сравнительно эксплуатируется. Экономически-уравнительным можно считать только такое распределение, при котором уравнивается не величина самой платы, а отношения между затратами и усвоением энергии для каждого работника» [Тектология, кн. 1, с. 268].

Уровень народного благосостояния — экономический показатель, ни в коем случае не выражаемый «средними доходами населения», которые западноевропейскими статистиками «принимаются за меру “народного” благосостояния»: в действительности, «рассматривая доходы как меру социально-кристаллизованных активностей-сопротивлений, которыми люди располагают в поддержании своей жизни против стихийных сил, за величину, выражающую уровень народного благосостояния, следует принимать именно доходы социальных низов» [Тектология, кн. 1, с. 219].

Уровень организованности — это одна из организационных характеристик тектологического состояния комплекса по отношению к асимметрично связанным с ним другим комплексам, определяемая эгрессивной разностью. В системе цепной эгрессии уровень организованности комплекса определяется степенью, или порядком его расположения относительно самого низшего периферического комплекса. Например, в такой типичной системе цепной эгрессии, как армия, масса рядовых является низшим периферическим комплексом, которую отделяют от полкового командира два центральных комплекса: взводные и ротные командиры; тогда, если отсчитывать от рядовых, степень организованности полкового командира отличается на три порядка от степени организованности рядового состава. Поскольку «между всяким высшим звеном и связанными непосредственно с ним низшими всегда должна существовать эгрессивная разность, означающая разные уровни организованности», то, разумеется, «переход от высшего звена к низшему соответствует понижению организованности» и наоборот; причем для того, чтобы низшие звенья в своих изменениях «постоянно и устойчиво определялись высшим звеном», величина эгрессивной разности между ними должна быть достаточно велика [Тектология, кн. 2, с. 114].

Уровни социальной арогеничности (катагеничности) — пять уровней общеполезной (вредной) деятельности индивида: животный (деятельность полезна только собственному организму), клановый (деятельность полезна и себе, и своей семье), родовой (деятельность полезна и себе, и семье, и своему роду), национальный (деятельность полезна и себе, и семье, и роду, и собственному народу) и общечеловеческий (деятельность полезна и себе, и семье, и роду, и собственному народу, и всему человечеству). Например, деятельность вора-одиночки соответствует самому низкому уровню социальной катагеничности, а деятельность Пушкина, Достоевского, Богданова, Вернадского – самому высшему уровню социальной арогеничности.

Условия неустойчивости — это перевес дезассимиляции над ассимиляцией и системных противоречий над дополнительными соотношениями, что является результатом одной из тенденций системного расхождения. Основой возникновения противоречий является увеличение тектологической разности, т.е. «возрастание организационных различий между частями целого», которые расходятся по «темпу жизни» и «по силе их относительного сопротивления среде», что «неизбежно ведет к дезорганизации, более медленной или более быстрой, смотря по сумме условий» [Тектология, кн. 2, с. 24-25].

Условия психического подбора — три нераздельных его момента, наличествующие в том или ином соотношении в каждом его конкретном случае: во-первых, весь тот подверженный психическому подбору материал переживаний, взятый «со стороны его количества – богатства или бедности, со стороны его качественного разнообразия или однородности, со стороны интенсивности отдельных переживаний»; во-вторых, «направление психического подбора – в положительную или в отрицательную сторону, к сохранению и усилению переживаний или к их ослаблению и устранению из опыта» (это направление выражается аффекционалом – окраской удовольствия или страдания, характеризующей различные переживания); в-третьих, «интенсивность психического подбора в различные его моменты», показателем которой служит интенсивность того же аффекционала. Соотношения этих трех моментов психического подбора «бывают очень разнообразны, и соответственно этому весьма неодинаковы бывают результаты подбора, те психические комбинации и типы строения, которые он вырабатывает» [Эмпириомонизм, с. 162].

Условия среды — это комплекс внешних воздействий, которые испытывает система, «взятый именно по отношению к ней» [Тектология, кн. 2, с. 110].

Условия устойчивости — характеристика общего состояния внесистемных и внутрисистемных отношений, дающих относительную гарантию сохранения системы в непрерывно изменяющейся среде. Требования к энергетике внешних взаимодействий отражены необходимым условием устойчивости, а к энергетике внутренних – достаточным.

Устав — тип дегрессии некоторых социальных систем в виде определенного комплекса условно-принудительных норм, выполняющего в этих системах роль сита, т.е. способа организационного подбора [Тектология, кн. 1, с. 193].

Устойчивая форма — это «результат относительного равновесия противоположных потоков энергии в материальном или нематериальном виде», т.е. либо «смена вещества», либо «обмен собственно “энергий”» [Тектология, кн. 1, с. 206].

«Устойчивое» — то, «что относительно организованно и удерживается положительным подбором. Человек “живет”, т.е. сохраняется в своей данной среде; следовательно, между ним и ею существует закономерное соответствие, достаточное для этого; он умирает – следовательно, такого соответствия уже нет; та или иная клетка его тела живет, пока приспособлена к своей среде, т.е. в первую очередь к самому организму в его целом, а через него – и к внешнему миру, и гибнет, когда это соотношение в достаточной мере нарушилось; и так же любой элемент клетки, любая из ее частичных связей и т.д.» [Тектология, кн. 1, с. 191].

Устойчивость — с точки зрения тектологии «статическая иллюзия» [Тектология, кн. 1, с. 198], так как согласно принципу развития в мире не существует абсолютно устойчивых тектологических форм. И действительно, как изрек когда-то Гераклит, «все течет, все изменяется»; но некоторые формы изменяются очень медленно – так называемая «ложная», или неравновесная устойчивость, – а некоторые сохраняются лишь в результате «того, что каждое из возникающих изменений уравновешивается тут же другим, ему противоположным», т.е. в результате подвижного равновесия изменений, – так называемая «истинная», или равновесная устойчивость [Тектология, кн. 1, с. 197]. Но поскольку среда тоже изменяется, то «действительная, практическая устойчивость комплекса зависит»: во-первых, «от количества сконцентрированных в нем активностей-сопротивлений», – так называемая количественная устойчивость, – и, во-вторых, «от способа их сочетания, от характера их организационной связи», – так называемая структурная устойчивость [Тектология, кн. 1, с. 207]. Как тектологическая величина устойчивость какой-либо тектологической формы численно равняется периоду жизни этой формы, в течение которого она либо медленно исчезает, сменяясь новой («ложная» устойчивость), либо постоянно поддерживается рядом следующих друг за другом рекуррентных тектологических актов, т.е. циклов («истинная» устойчивость). Например, такие, казалось бы, устойчивые формы материи, как атомы, все без исключения постепенно разрушаются, но по-разному: если для некоторых изотопов радона период жизни измеряется минутами, секундами и долями секунд, т.е. степень устойчивости явно мала, то «для радия средняя продолжительность жизни атомов около 2500 лет», а «для тория – около 40 миллиардов лет» [Тектология, кн. 1, с. 208], что в сравнении с продолжительностью жизни человека свидетельствует о достаточно высокой степени устойчивости. Тем не менее, с тектологической точки зрения это пример «ложной» устойчивости, поскольку в научном анализе разрушение быстрое и разрушение медленное различаются только коэффициентами [Тектология, кн. 1, с. 200]. Примером «истинной» устойчивости может являться и капля росы в насыщенной паром атмосфере; и сама атмосфера с «круговоротом своих газов, в котором поддерживается ее химический состав»; и гидросфера со своим «круговоротом воды, которую отдает атмосфере в виде паров» и «получает из нее же в виде осадков, а также в виде впадающих рек и ручьев, несущих ему водные осадки с суши» [Тектология, кн. 1, с. 198].

Устойчивость ассоциации — прочность связи психических комплексов, зависящая от всех трех условий психического подбора: его интенсивности, продолжительности и разнообразия психического материала. Ассоциативная связь «бывает особенно прочна, если возникает при сильном аффекционале: все, что пережито в момент высокой радости или интенсивного страдания, ассоциируется наиболее прочно, так что каждая часть тогдашнего поля сознания, выступая в сознании вновь, с большой силой и ясностью воскрешает другие, – на этом общеизвестном факте основаны многие приемы мнемоники и педагогии. Сильный аффекционал означает энергичное действие психического подбора; и так как именно это действие и создает из двух встретившихся в сознании комплексов одну систему равновесия, то понятно, что более интенсивный подбор обусловливает большее относительное единство, большую устойчивость новой системы, т.е. более прочную связь ее частей. Совершенно аналогичным образом упрочивается ассоциация переживаний и тогда, когда они многократно выступают вместе в сознании: здесь только интенсивность психического подбора заменяется его продолжительностью, действие его, так сказать, накопляется. С другой стороны, чем интенсивнее психическая жизнь за все то промежуточное время, пока ассоциированные комплексы остаются “за порогом” сознания, тем больше ослабляется и ассоциативная связь этих комплексов, тем меньше шансов, что вступление одного из них в поле сознания “повлечет” за собою вступление другого. Интенсивная психическая жизнь означает большое количество изменений психической системы, следовательно – большое количество изменяющих влияний, а влияния эти действуют и за пределами главной координации, преобразуя прежде сложившиеся частные системы энергического равновесия – ассоциативные группировки. И здесь, как в предыдущем случае, продолжительность изменяющих влияний имеет однородное значение с их интенсивностью: ассоциации становятся менее прочными, если долго не возобновляются в сознании» [Эмпириомонизм, с. 148-149].

Устойчивость системогенеза — развитие определенной системы согласно принципу организационной симметрии, оптимальное соответствие которому обеспечивает необходимую и достаточную в рамках уже осуществленной системной экспансии реализацию требуемых для системного прогресса известных условий устойчивости, что, в свою очередь, минимизирует темпоральное расхождение развития системы и развития ее среды. Поскольку охваченная системной экспансией среда является всего лишь частью внешней среды, в которой разворачивается данный системогенез, то речь, разумеется, может идти лишь об относительной устойчивости системогенеза, которая и определяется степенью охвата внешних и внутренних системных отношений процессами гармонизации, что конкретно означает количество звеньев цепной эгрессии, охваченной принципом организационной симметрии. Образно выражаясь, относительная устойчивость системогенеза зависит от количества внешних и внутренних «матрешек» охваченной этим принципом среды.

Устранение противоречия — способ пассивной гармонизации, с энергетической точки зрения означающий устранение источника расточения энергии путем «уменьшения тех вредных сопротивлений, которые возникают из отношения одной части комплекса к другой», либо уничтожением одной из них или обеих сразу, при этом последний способ «весьма малоэкономичен» в перспективе дальнейшего развития ставшего менее сложным комплекса. Более перспективный способ преодоления противоречия – активная гармонизация: создание организующих приспособлений, когда две части, «которые при непосредственном их соединении оказываются во взаимном противоречии, легко связываются, уже без противоречия, при посредстве третьей комбинации – комбинации “организующей”» [Эмпириомонизм, с. 266-267].

Утопия — некая «реальная организационная потребность общества», которая по методу осуществления «представляет тектологическую ошибку». Пример типичной утопии – различные проекты универсального языка. В данном случае стремления отдельных специалистов создать всеобщий язык не могут осуществиться, поскольку ошибочны и способы его разработки («слить воедино все, что было, по их мнению, “лучшего” в наиболее развитых и распространенных языках нашей эпохи»), и способы его распространения («пропаганда международного соглашения» в его пользу), да и сами предпринимаемые усилия в деле реализации проекта несоизмеримы с тем огромным сопротивлением, которое представляет собой суммарный лингвистический сепаратизм народов мира [Тектология, кн. 2, с. 61, 60]. Как разновидность человеческой деятельности всякая «утопия выражает стремления, которые не могут реализоваться, усилия, которые ниже сопротивлений» [Вопросы социализма, с. 256].

«Уязвимость» — отрицательное свойство пластичных систем, которое заключается в том, что «подвижность элементов допускает и относительно легкое разрушение связей между ними, а сложность внутренних равновесий системы означает также их сравнительную неустойчивость» [Тектология, кн. 2, с. 126], которая увеличивается с возрастанием «суммы соприкосновений с внешней средой», с «глубиной проникновения в нее», т.е. с ростом «того, что можно назвать “уязвимой поверхностью”» [Тектология, кн. 1, с. 256].