Терминариум

Ф

Фазовое пространство — форма дегрессии опыта, или, более конкретно, способ математического описания изменения сложной системы, применяемый в тех случаях, когда требуется схематизировать в целом ее системогенез при заданном количестве описательных элементов. Суть способа в следующем: «строится прямоугольная система координат в воображаемом пространстве соответственно большого числа измерений; при двух описательных элементах достаточно нашего пространства трех измерений, но при десяти элементах понадобилось бы 11 измерений, одно лишнее требуется для оси времени; и затем все явления символизируют одной точкой, координаты которой выражают параметры всех описываемых элементов; движение такой точки (point figuratif) в этом “сверхпространстве” (hyper-espace) представит тогда весь ход явления». Вполне понятно, что такая «фикция может облегчить анализ только для человека со специально-математическим мышлением, связывая воедино ряд уравнений. Реальный же образ явления в целом должен затем быть восстановлен путем расшифровки каждого из этих уравнений, с конкретным указанием той стороны или черты явления, которая символизируется тем или иным отдельным параметром» [Тектология, кн. 1, с. 282].

Факт (от лат. factus – случившийся, происшедший) — элемент физического опыта, являющийся наилучшим аргументом доказательства. Признание объективности факта есть «низшая ступень подстановки, самая неопределенная ее форма» [Эмпириомонизм, с. 127-128]. См. научный факт.

Факт сознания — «приспособление психической системы к условиям борьбы за жизнь», представляющее собой «некоторый кризис в ходе бессознательного физиологического процесса», связанный с «переходом психики бессознательной в сознательную» [Основные элементы, с. 141-142].

Фактор (от лат. factor – создатель) — активность, являющаяся причиной какого-либо процесса или кризиса. В тектологии этот термин малоупотребителен, поскольку обыкновенно связывается с устаревшим понятием «движущая сила».

Фактор катагеничности — это внутрисистемный комплекс, активность которого снижает адаптационные возможности системы. В социальной системе таким фактором является любая общественная группа, действующая исключительно в своих сугубо частных интересах.

Факторный подход — это другое и более распространенное в специальных науках название метода факторов, т.е. хорошо известный способ изучения системы, когда ее развитие предполагается в относительно консервативной или в определенно-изменяющейся среде. В зависимости от количества факторов, выделяемых в том или ином конкретном исследовании, такой подход к изучению систем бывает многофакторным или монофакторным.

Фактор подбора — см. деятель подбора.

Факторы дробления человека — разделение труда и частная собственность.

Факторы развития капитализма в социализм — это три основные движущие силы, ведущие современное капиталистическое общество к социалистическому: технический прогресс, концентрация капитала и классовая борьба [Путь к социализму, с. 6-11].

Фантазия — «творческая, комбинирующая деятельность психики» [Эмпириомонизм, с. 166].

Фашизм — милитаристская форма диктатуры господствующего класса с резко выраженной авторитарной тенденцией нормативного регулирования жизни в национально-государственном масштабе организационного воспитания; проще говоря, военизированная «организация господства и порядка» тоталитарного характера, возникающая на базе «колоссально развившегося государственного аппарата», характеризуемая «воинственным национализмом, антидемократизмом» и всецело пронизанная «военной дисциплиной» и духом «государственности» [Линии культуры, с. 131-132].

Фен (от греч. φαίnω – являть, обнаруживать) — генетически обусловленный признак организма, или, точнее, обусловленная его генотипом вариация признака.

Фенетика (от греч. φαίnω – являть, обнаруживать) — раздел биологии, изучающий появление и распределение фенов, теоретической основой которого служит закон гомологических рядов наследственной изменчивости, позволяющий предполагать наследственную обусловленность какого-либо фена у генетически не изучавшегося вида по аналогии с более или менее отдаленными генетически изученными видами. Методами фенетики определяются границы популяций и их групп, исследуется структура популяций, действие факторов эволюции и реконструируется филогенез видовых форм.

Феногенетика — раздел генетики, изучающий проявление действия генов в процессе развития организма.

Феногностика (от греч. φαίnω – являть, обнаруживать и gnwsiV – знание) — это обнаружение в тексте номологических высказываний, выраженных в явной или неявной форме, которым автор текста не дал названий и которые либо остались безымянными, либо получили названия, но уже в других, более поздних текстах. Как разновидность герменевтики этот метод когнитивной индикации в идеале представляет собой инструмент, позволяющий вскрывать абсолютно весь познавательный потенциал, содержащийся как в явном, так и неявном виде в изучаемых письменных источниках. Поскольку любой текст, включая научный, содержит в себе гораздо больший объем информации, чем тот, который автор текста стремился изложить, то данный метод предоставляет исследователю возможность раскодировать интересующий его текст во всей его информационной полноте. Метод особенно эффективен при раскодировке таких информационно сжатых познавательных систем, как различные схемы, модели, классификации и т.д. Поясняющий пример: известная таблица Менделеева создавалась им способом упорядочивания имеющегося у него в наличии ограниченного объема знаний по химии, тем не менее, она содержит в себе не только намного больший объем информации из этой области знаний, но и заключает в себе знания по молекулярной, атомной и ядерной физике. Естественно, ученый, эрудированный как в химии, так и в физике, извлечет из таблицы больше информации, чем «чистый» химик или физик, которые, в свою очередь, «выудят» больше, чем «чистый гуманитарий». Метод феногностики широко использовался при составлении данного словаря и продемонстрировал достаточно высокую эвристичность в выявлении совокупной номологической базы наследия Богданова, главным образом, его основного труда – тектологии.

Фенотип (от греч. φαίnω – являть, обнаруживать и τύπος – образец, форма) — система фенов, т.е. комплекс признаков и свойств организма, формирующийся в процессе взаимодействия его генотипа и внешней среды.

Феодал — эгрессор социальной системы в эпоху авторитаризма; как социально-исторический тип организатора – это «крупный землевладелец, выделившийся из общины, прочно присвоивший себе военно-организаторскую роль» и «поставивший общину в экономическую зависимость от себя», вследствие чего «считался верховным главой всей земли, на которой жили его подданные». Арогеничная, т.е. общественно-полезная роль феодала в жизни общины заключалась в том, что он строил дороги, мосты, укрепленные замки, где его подданные укрывались в случае нападений со стороны врага, организовывал «систематическую поддержку для них на случай неурожая, разорения от войны» и т.д. Но поскольку «феодал не склонен был даром жертвовать» для своих подданных доходами собственного хозяйства, то за все эти его «заботы» они «с избытком расплачивались своим трудом». Отсюда и катагеничная, т.е. общественно-вредная роль феодала в жизни общины, которая заключалась в том, что он, пользуясь экономически выгодным для себя положением, присваивал ее избыточную социальную энергию, эксплуатируя своих подданных разными способами, основными из которых были барщина и оброк [Краткий курс экономической науки, с. 37-39].

Феодализм — это система двух форм сотрудничества: авторитаризма и индивидуализма со значительным преобладанием первого. В органомической терминологии «феодальный строй есть комбинация второго и третьего принципов со значительным еще преобладанием второго, особенно в экономике» [Организационные принципы социальной техники и экономики (статья), с. 283].

Феодальная рента — рента, «неразрывно связанная с организаторской функцией в производстве», основной формой которой является натуральная [Курс политической экономии, т. 2, с. 51].

Феодальная система — двухкомплексная социальная система устойчивого авторитарного типа, которая, в «чистом виде, заключала в себе разделение людей на сословия – властвующих и подвластных», т.е. представляла собой эгрессивно-дегрессивную систему из двух комплексов – эгрессора и субэгрессора – с общей скрепляющей их социальной дегрессией – единой культурой, исключающей борьбу между ними [Культурные задачи нашего времени, с. 5].

Феодальная эксплуатация — разновидность социального вампиризма, исторически реализовавшаяся в двух главных формах: в «основной и более ранней форме – отработки» и в «производной – оброк». Когда феодал был почти крестьянином, только богатым, «тогда отработки существовали, как обычная расплата за долги; когда власть феодала упрочилась, отработки сделались постоянной повинностью крестьян, превратились в так называемую барщину: определенное число дней в году крестьянин обязан был работать на своего феодального сеньора в его хозяйстве. В иных случаях для феодала оказывалось удобнее получать повинность не в виде труда, а в виде готового продукта, – это был так называемый оброк» [Краткий курс экономической науки, с. 37-38].

Феодально-меновая организация — промежуточная общественная форма, возникшая в процессе перехода феодального общества в меновое: «ремесленно-цеховой строй в городе, крепостное хозяйство в деревне, а затем господство торгового капитала, преобразовавшего ту и другую организацию» [Наука об общественном сознании, с. 401].

Феодальные войны — энергетически крайне затратный тип конъюгации конкурирующих феодальных групп, но в конечном итоге приводящий к их контрдифференциации. Основной причиной бесчисленных феодальных войн было абсолютное перенаселение, или «земельная теснота». Являясь одним из эффективных методов депопуляции, эти войны все же «представляли из себя наименее выгодный для феодального мира способ избавляться от избыточного населения, так как, разрушая производительные силы феодального общества, они создавали тем самым новое избыточное население, если не в среде победителей, то в среде побежденных». Это отрицательная сторона феодальных войн. Что касается положительной стороны, то «войны феодального общества имели необходимым своим результатом рост сношений, следовательно, – производственных связей и обмена между феодальными группами. Походы феодальных дружин в чужие области уничтожали их обособленность, знакомили людей с продуктами, которые не производились на их родине. Это создавало условия для последующего обмена. В частности, такое расширение связей действовало на феодалов в сторону развития их потребностей: являлась возможность выменять прибавочный продукт, полученный от своих крестьян, на разнообразные чужие продукты; при этом феодал, конечно, больше всего стремился к приобретению предметов роскоши». Войны средневековой Европы с мусульманскими народами дали «сильный толчок общественному разделению труда, во-первых, – непосредственно, расширив круг меновых сношений, во-вторых, – косвенно, позволив европейцам заимствовать некоторые новые технические приемы и усовершенствования; это в те времена необходимо вело к прогрессу обмена, так как более совершенная техника нуждается в большем разделении труда, в специализации» [Краткий курс экономической науки, с. 46-47].

Фетиш — фиктивный познавательный эйдоген с функцией объяснения; иными словами, передающаяся от одного индивида к другому устойчивая познавательная форма, искажающая картину наблюдаемых или ранее воспринятых событий. Фетиш есть результат разрыва опыта: в фазе индивидуальной организации опыта – это результат непонимания неразрывной связи наблюдаемого и наблюдателя, а в социальной – результат непонимания их социально-трудового единства, вследствие чего для индивида вообще перестает существовать такой важный организующий фактор как социальная активность. Именно по этой причине у индивида отсутствует понимание того, что наблюдаемое должно соотноситься социальной активности так же, как и ее организующая форма; именно поэтому взятые безотносительно «они существуют для него сами по себе», а значит «устраняется возможность исследования реального их смысла, возможность принципиального их объяснения», и создается почва для фетишизма [Философия живого опыта, с. 67]. До сих пор жизнь людей наполнена всевозможными фетишами, руководящими их поведением и заполняющими пробелы их понимания. «Вся экономическая жизнь современного человечества насквозь проникнута фетишизмом меновой ценности, который трудовые отношения людей воспринимает как свойства вещей. Вся правовая и нравственная жизнь протекает под действием идолов – юридических и этических норм, которые представляются людям не как выражение их собственных реальных отношений, но как независимые от них силы, оказывающие давление на людей и требующие себе повиновения. Даже в области познания природы ее законы большинством людей понимаются не как реальные отношения вещей, но как самостоятельные реальности, управляющие миром, реальности, которым подчиняются вещи и люди». До сих пор не исчезло многобожие: оно «из яркой религиозной формы перешло в бледную метафизическую». Более того, даже теоретическое знание действительного смысла всех этих фетишей «не освобождает тех, кому оно доступно, от бессознательного подчинения фетишизму в обыденных, практических отношениях в жизни» [Страна идолов, с. 215].

Фетишизм — это «всякое извращенное представление действительности» [Элементы пролетарской культуры, с. 52]. Там, где человек «сталкивается со стихийной силой, которую он не в состоянии подчинить себе, к которой он не может приспособиться с помощью своего сознания, там он неизбежно создает себе фетиши» [Краткий курс экономической науки (2007), с. 89].

Фетишизм абсолютных ценностей — извращенное представление действительности в познании, эстетике, морали, служащее необходимым дополнением индивидуализма, поскольку «маскирует в индивидуалистической психике социальную сторону человеческой активности, без чего эта психика была бы обречена на очевидные, притом безысходные противоречия». Фетишизм абсолютных ценностей является производным от менового фетишизма [Курс политической экономии, т. 2, с. 161].

Фетишизм законов (номофетишизм) — извращенное представление о законах, когда они «понимаются не как реальные отношения вещей, но как самостоятельные реальности, управляющие миром, реальности, которым подчиняются вещи и люди» [Страна идолов, с. 215].

Фетишизм подбора — частный случай фетишизма законов, т.е. понимание подбора «в грубо реалистическом смысле как самостоятельного “деятеля” жизни» вместо понимания его в «чуждом всякого олицетворения, строго методологическом смысле», в каком трактуют его тектология и естественные науки [Эмпириомонизм, с. 145].

Фетишизм частной собственности — как следствие социального дробления извращенное представление индивидуума о принадлежащих ему орудиях работы, ее продуктах и приобретенных на рынке товарах: «человек думает, что все это для него – нечто свое, без всякого касательства к другим людям, что его собственность на вещь есть отношение только между ним самим и этой вещью». На самом деле он собственник своего имущества именно и только «потому, что общество признает его таковым», более того, даже «активно ограждает, в случае надобности, его имущество, не допуская, чтобы оно было присвоено другими людьми». Таким образом, отношение общества к индивидууму и его вещам, т.е. отношения между людьми, превращаются в отношения между ними и вещами, формируя в обществе индивидуализм: «противополагая “свое” и “чужое”, индивидуум резко отграничивается от других членов общества подобно тому, как его участок земли отгораживается забором от их участков», при этом «люди – сотрудники по производству – мыслятся как “чужие”, т.е. как существа безразличные или враждебные; вещи, имущество человека, части внешней природы – как “свои”, как нечто близкое человеку, жизненно с ним связанное. Фетишизм собственности охватывает и мысль, и чувство: когда дело идет о собственности, человек несоциально относится к другим личностям и социально – к вещам» [Наука об общественном сознании, с. 373-374].

Фигонавтика (от слов «фига» – кукиш и греч. «ναυτικός» – мореплавание, букв. «плавание в море кукишей») — чтение книг с неадекватным осмыслением текста вплоть до понимания наоборот; если текст при этом составлен по всем правилам логики и грамматики, то его отличная от авторской интерпретация есть проявление уже сугубо одностороннего, а не всем известного «взаимного идиотизма»; синоним – фигоскопия (от слов: «фига» – кукиш и греч. σκοπέω — смотрю). Название терминов происходит от русской пословицы «смотрит в книгу, а видит фигу». Забавным и достаточно показательным примером такого довольно распространенного «недоразумения» служит известная «критика» тектологии в газете «Правда»: автор статьи «Организационные проблемы», напечатанной в № 81, вышедшем 14 апреля 1923 года, трактует закон минимума как «один из реакционнейших принципов, по которому человеческое общество призывается развиваться по наиболее отсталому, слабому, неразвитому звену»; поэтому, если руководствоваться таким принципом, то нужно «экономическую работу строить, исходя из интересов наиболее отсталых крестьянских хозяйств», а «партийную работу подчинять желаниям наименее выдержанных и неустойчивых элементов партии», т.е. приписывается трактовка диаметрально противоположная действительной. На самом деле закон минимума «не призывает», а лишь констатирует факты, сводя бесчисленное их множество к одному обобщению, руководствуясь которым на практике нужно слабое звено выравнивать по наиболее прочному [Письмо в редакцию газеты «Правда», с. 211-212].

Физиограмма (от греч. φύσιϛ – природа и γράμμα – все начерченное и написанное) — эмпириомонистическая картина мира либо выделенного его фрагмента – отдельного физического тела или группы таких тел.

Физиография (от греч. φύσιϛ – природа и γράφω – чертить, рисовать, писать) — создание объективной картины физического мира путем социального согласования субъективного опыта людей; образно говоря, коллективное написание всеобщей картины мира.

Физиологическая жизнь — отражение социально-организованных непосредственных комплексов, т.е. ряд, или более точно, цепь их организованных комбинаций, отраженных в восприятии и представлении людей.

Физиологический идеал — вполне достижимый для человечества идеал «жить без боли и смерти».

Физиологический индивидуализм — возникший в индивидуалистическую эпоху феномен физиологической ксеносинкразии, выражающийся в органическом «отвращении к разрыву границ физиологической личности, к смешению с элементами чужой жизни», в «страхе перед мнимой утратой индивидуальности; ибо именно так индивидуалист воспринимает ее творческое расширение. Нужен такой коллективизм чувства, такая социальность натуры, какие встречаются еще пока редко. Но все же встречаются, и растут с прогрессом культуры; создается та новая атмосфера, без которой не могла бы возникнуть и самая мысль о физиологическом коллективизме жизни» [О физиологическом коллективизме, с. 104].

Физиологический коллективизм — единство человеческих организмов, рост жизнеспособности которых обеспечивается взаимным обменом крови.

Физиологический комплекс — отраженный в восприятии и представлении людей определенный комплекс непосредственных переживаний. Например, сетчатка глаза – это физиологический комплекс, который не является «орудием» зрения: он есть отражение «ряда непосредственных комплексов, ближайшим образом обусловливающих зрительный ряд переживаний» [Эмпириомонизм, с. 97].

 Физиологический организм — с позиций эмпириомонизма «определенный комплекс зрительных, тактильных и тому подобных элементов в их определенных отношениях, и “внутри” этого комплекса можно помещать только однородные с ним, но меньшие комплексы: органы, ткани, волокна, клетки». Бессмысленно, например, помещать «психический мир внутри нервной системы», т.е. «признавать “тело” внешней оболочкой “души” как внутренней сущности» [Эмпириомонизм, с. 30].

Физиологический процесс — с позиций эмпириомонизма такой же «продукт социального согласования», как и всякий другой объективный процесс, т.е. «отражение комплексов непосредственных переживаний в социально-организованном опыте живых существ» [Эмпириомонизм, с. 80, 142].

Физиологическое время — форма непосредственно переживаемого опыта, т.е. субъективное время, имеющее сугубо индивидуальное, а в социальном плане ограниченное значение. По сравнению с абстрактным временем физиологическое время неоднородно и прерывно: «оно течет неравномерно, то быстро, то медленно, иногда даже как будто перестает существовать для сознания – именно во время глубокого сна или обморока; кроме того, оно ограничивается предметами личной жизни. Соответственно всему этому изменчива и “временная величина” одних и тех же явлений, взятых в физиологическом времени: один и тот же процесс, не испытывая никаких воздействий, может протекать для нас быстро или медленно, а иногда и совсем оказывается вне нашего физиологического времени». Показателен «в этом отношении тот общеизвестный факт, что скучно проводимое время, которое тянется в непосредственном переживании страшно медленно, в воспоминании кажется затем очень коротким» [Эмпириомонизм, с. 17-18].

Физиологическое пространство — это «пространство чувственного восприятия», т.е. «то, которое наш непосредственный опыт дает нам, с одной стороны, в акте зрения, с другой стороны – в акте осязания: то, которое мы прямо воспринимаем в виде оптического и тактильного ряда элементов». В отличие от абстрактного пространства оно «не обладает ни однородностью, ни непрерывностью, ни постоянством отношений; точнее – оно обладает всем этим лишь отчасти. В различных его частях вещи представляются неодинаковыми: одна и та же вещь становится больше или меньше – смотря по расстоянию, такой или иной формы – смотря по положению относительно глаза. Находясь близко, предметы являются рельефными, вдали они теряют рельеф, становятся плоскими, на известном пределе – исчезают. Это относится к пространству глаза; пространство осязания более устойчиво, но в общем оно сходно с первым. В нем величина и форма предметов также изменяются в зависимости от условий прикосновения: то или иное положение рук при ощупывании, вообще прикосновение теми или иными частями тактильной поверхности, а также обычное или необычное состояние этой поверхности. В полости рта при ощупывании языком один и тот же предмет представляется больше, чем при осязании руками; то, что гладко при прикосновении к щекам, оказывается шероховатым для пальцев; то, что составляет два предмета, например, два острия циркуля, для кожи пальцев, может быть одним предметом для кожи лба или плеч, и т.д. Вообще, неоднородность физиологического пространства, неустойчивость его отношений настолько привычны для нас, что даже не привлекают нашего внимания, несмотря на крайнюю иногда фантастичность происходящих в нем превращений. Наконец, физиологическое пространство всегда ограничено: это то, что мы называем “полем” зрения или осязания». Оно изменчиво и противоречиво: в нем вещи меняют свою форму и величину, они «меняют свои свойства в силу одного только положения в той или иной его области», могут появляться и исчезать без достаточных оснований: «в физиологическом пространстве звезды являются маленькими светящимися точками с расходящимися от них изменчивыми полосками света – лучами, с непрерывными переливами цвета; эти точки существуют в течение ночи и исчезают с наступлением дня; расстояние их от глаза не больше расстояний видимого вдали леса или гор». Физиологическое пространство всегда есть результат развития: «в жизни ребенка оно лишь постепенно кристаллизуется из хаоса зрительных и тактильных элементов», затем «это развитие продолжается и за пределами первых лет жизни: в восприятии взрослого человека и расстояния, и величины, и формы предметов устойчивее, чем в восприятии ребенка». Развитое «физиологическое пространство со всем его содержанием представляет пример того, как реально комбинируется физическое и психическое, опыт, организованный социально, и опыт, организованный индивидуально. Мы очень редко поддаемся иллюзиям физиологического пространства, и наше восприятие того или иного предмета фактически обыкновенно заключает в себе не совсем то, и притом гораздо больше, чем дает изображение в сетчатке. Видя какой-нибудь предмет отчасти и только с одной стороны, мы в то же время сразу представляем его себе в целом и со всех сторон, каким он является, собственно, лишь в геометрическом пространстве, и это дополняющее представление так неразрывно сливается с непосредственным восприятием, что нужно специальное усилие психики, чтобы их разграничить, чтобы видеть не больше, чем имеется в оптическом изображении; а в полной мере это даже никогда не удается. Вместе с тем непосредственное восприятие в некоторых своих частях подвергается и некоторому исправлению; например, мы не только вообще не видим предметы вдвойне двумя глазами, но они не удваиваются заметно для нас по большей части и тогда, когда изображения в обоих глазах расположены не вполне соответственно одно другому: дальние предметы далеко не всегда двоятся в тех случаях, когда мы смотрим на близкие предметы, и наоборот. Психика постоянно стремится согласовать свой “психический” опыт с опытом “физическим”, дополняет и исправляет его этим последним, в результате чего и получаются такие формы опыта, как физиологическое пространство, – формы, окрашенные частью “субъективным”, частью “объективным” оттенком» [Эмпириомонизм, с. 15-16, 26].

Физиологическое сотрудничество — взаимная конъюгация организмов «для повышения общей жизнеспособности особей и вида». Поскольку конъюгация всех тканей двух организмов в настоящее время невозможна, то физиологическое сотрудничество осуществляется частично, при этом самой распространенной его формой является гемотрансфузия. Хотя «кровь только одна из тканей организма», но она «самая общая ткань, та, которая находится в непрерывном жизнеобмене со всеми другими, все их регулируя и всеми ими регулируясь по составу, строению, функциям» [О физиологическом коллективизме, с. 94].

Физиология — «наука о нормальных жизненных отправлениях организма», представляющих процессы затраты и восстановления энергии [О пролетарской культуре, с. 226]. Поскольку «человек есть рабочая сила общества» [Курс политической экономии, т. 2, с. 19], то с социально-трудовой точки зрения физиологию человеческого организма можно рассматривать как «учение о рабочей силе» [О пролетарской культуре, с. 226].

Физиум (от греч. φύσις – природа, естество, вселенная) — весь совокупный физический мир.

Физификация (от греч. φύσις – природа, вселенная и лат. facio – делать, производить, порождать) — процесс согласования индивидуального опыта путем общения, в результате чего психические комплексы переходят в разряд физических.

Физическая геометрия — привязанная к физическому опыту практическая геометрия, социально-фиксированная технически точной мерой. Менее строгий синоним – эмпирическая геометрия.

Физическая природа — «производное от комплексов непосредственного характера», их отражение «в социально-организованном опыте живых существ»; для физических тел – это «одно непрерывное общее поле», в котором они воздействуют друг на друга [Эмпириомонизм, с. 85]. Синонимичный термин – физический мир.

Физическая связь (Φ-связь) — социально-согласованная, общезначимая связь элементов опыта; т.е. такая, которая «имеет значение одинаково для всех находящихся в общении», в отличие от психической связи, имеющей значение «только для отдельного живого существа». Если я вижу какое-нибудь физическое тело, например, большой камень на дороге, «то из высказываний, действий, жестов других людей я убеждаюсь, что камень этот существует и для них, и с теми же свойствами, как для меня; идущие по дороге говорят: “Ах, камень не на месте!” – и обходят его; а те, которые его “не увидят” почему-либо, спотыкаются об него, ушибаются, вскрикивают... Но если я представлю себе камень на дороге, то ни для кого камнем преткновения он не послужит, а из действий и высказываний других людей я легко убеждаюсь, что, как бы ясно я его себе ни представлял, для них это реального значения не имеет. Мое представление камня на дороге может достигнуть такой силы и яркости, что я буду его “видеть”, как и в первом случае; но когда другие люди скажут мне, что я ошибаюсь, что камня тут нет, или когда они свободно пройдут сквозь него, тогда я пойму, что это комплекс только “психический”, только “субъективный”, что это – “восприятие”, а не “тело”. Только общение с другими людьми сводит мою галлюцинацию на степень “психического” факта, имеющего непосредственное значение для одного меня. А между тем камень-представление, или камень-галлюцинация, занимает определенное место в ряду моих переживаний; он влияет на дальнейший ход моего опыта; степень его субъективного значения для меня в случае галлюцинации может дойти до того, что он закроет от меня другие предметы, что я, подойдя к нему, буду ощущать его рукой или даже споткнусь об него, но все это только для меня» [Эмпириомонизм, с. 233].

Физический закон — это социально-организованное обобщение опыта, которое само по себе «отнюдь не принадлежит к сфере опыта, к сфере непосредственных переживаний». Все существующие физические «законы – результат познавательной обработки опыта; они не даны в нем, а создаются мышлением как средство организовать опыт, гармонически согласовать его в стройное единство. Законы – это абстракции познания; и физические законы так же мало обладают физическими свойствами, как психологические – свойствами психическими. Их нельзя относить к тому или другому ряду опыта; а потому если они сами и образуют социально-организованную систему, то из этого не следует, чтобы была социально организована и охватываемая ими область опыта. Они получаются из опыта путем отвлечения; а можно ведь отвлечься, между прочим, именно от того, что делает данный опыт социально-неорганизованным. Как раз так и обстоит дело с психологией и ее законами: она отвлекается от данной конкретной личности, от ее данного, отдельного “я”, имеет дело с психической личностью вообще. Но именно данное отдельное “я”, конкретность данной отдельной личности и есть то, что делает ее опыт организованным индивидуально, а не социально» [Эмпириомонизм, с. 24].

Физический комплекс — комбинация элементов опыта, выступающая «для нас в объективной, общезначимой закономерности». Поскольку эти «элементы не имеют ни физического, ни психического характера», то разница между физическими и психическими комплексами обусловлена общением людей: по отношению к первым «содержание опыта у “со-человеков” согласовано, в чем и заключается “объективность”, т.е. общезначимость этих комплексов и их соотношений», и напротив, по отношению ко вторым «опыт согласован только для каждого человека в отдельности и не согласован у различных людей, в чем и заключается “субъективность”, т.е. лишь индивидуальная значимость психических комплексов и их связи» [Эмпириомонизм, с. 54, 233-234]. Физические комплексы называются физическими телами.

Физический мир — система множества разнообразных физических тел, т.е. с точки зрения эмпириомонизма «социально-организованный опыт», выраженный в двух основных формах социального согласования – в пространстве и времени [Эмпириомонизм, с. 21].

Физический опыт — это социально-организованный опыт, общезначимый результат коллективно организующего процесса, гармонически объединяющего психический опыт всех людей в единое целое. С точки зрения эмпириомонизма – это косвенный опыт, дополняющий непосредственно ощущаемый прямой (психический) опыт всеобщей подстановкой [Эмпириомонизм, с. 238]. Физический опыт – это «опыт чей-нибудь, а именно – всего человечества в его развитии. Это – мир строгой, установленной, выработанной закономерности, определенных, точных соотношений, тот благоустроенный мир, где действуют все теоремы геометрии, все формулы механики, астрономии, физики и т.д.», принимая которые, «мы тем самым принимаем и человечество с его деятельностью». И наоборот, «если же мы совсем отвлечемся от человечества с его приемами труда и познания, то перед нами тогда нет физического опыта, нет мира закономерных явлений, – остается одна стихийность вселенной, не знающая законов, ибо она не измеряет, не вычисляет, не обобщает. Чтобы понять ее, овладеть ею, мы должны вновь представить человечество, которое борется с ней и познает ее, изменяет ее и организует своими усилиями: тогда мы вновь получаем физический опыт, с его объективной, т.е. социально-выработанной и социально пригодной закономерностью» [Философия живого опыта, с. 226-227].

Физический труд — это деятельность человека, которая «слагается из ощущаемых, т.е. сознаваемых движений, направленных к представляемой, т.е. сознаваемой цели»; иначе говоря, это такой труд человека, который отличается от «нефизического» умственного труда лишь «тем, что производит “физические” изменения во внешней среде» [Из психологии общества, с. 57]. С тектологической точки зрения физический труд – это изменяющая внешнюю среду человеческая активность, т.е. активность человека, действующая в сфере организации вещей.

Физическое — то, что организовано социально, т.е. то, что относится к социально-организованному опыту и означает определенную его связь, точнее, «самую стройную, самую организованную, наиболее выработанную форму этой связи». Будучи «отражением непосредственных комплексов, воздействующих на различные социально связанные общением психики живых существ» и представляя в сравнении с психическим более высшую «организованность данного отражения», физическое «принадлежит именно отражающему – социально-психической среде, ею дается, в ней вырабатывается; отражаемое само по себе может совсем не представлять такой степени организованности» [Эмпириомонизм, с. 125-126]. См. физическое тело.

Физическое тело — 1) с точки зрения эмпириомонизма это комплекс определенных элементов опыта, выступающих «для нас в объективной, общезначимой закономерности» как результат «органического слияния различных рядов опыта – различных именно по элементам»: зрительные, тактильные, акустические ряды объединяются в комплекс и «основой этого объединения является именно параллелизм этих рядов, т.е. определенное соответствие между элементами одного и элементами другого, третьего ряда», причем «различие между самими рядами не количественное, а качественное, т.е. их элементы абсолютно несводимы одни к другим; но на основе взаимного параллелизма все они объединяются вокруг одного (обыкновенно тактильного) ряда в целостный комплекс, с которым и оперирует сознание» [Эмпириомонизм, с. 54, 31]; 2) с точки зрения тектологии, это отдельный в пространстве-времени комплекс, причем отдельность его достаточно условна, поскольку «радиация, из него исходящая… и представляющая некоторую долю его массы, есть… развертывающаяся в пространстве-времени часть его самого» [Организационный смысл принципа относительности, с. 128].

Фиктивная отдельность — не реальная, а «только мыслимая» отдельность, т.е. разграниченное лишь в «понятиях и актах мышления» то, чего человек «разделить реально не умеет или не может. Например, Землю делят на южное и северное полушария, на западное и восточное: никаких реальных границ тут нет, экватор и первый меридиан только воображаются, а не проводятся ни природой, ни человеком». К фиктивным отдельностям относятся и «такие “отдельные” объекты мысли, как пространство, время, опытное содержание, в них заключенное, форма и содержание вообще и т.п.» [Тектология, кн. 1, с. 173].

Филогенез (от греч. φυλή – род, племя и γένος – происхождение) — отраженная в онтогенезе эволюция отдельной биоформы за весь период существования биосферы.

Филогенетическая система — основной набор морфо-физиологических признаков, характеризующий определенный вид. В пределах жизни отдельных особей это достаточно устойчивая и мало изменчивая система, практически персистент, но в пределах геологической истории биосферы это быстро изменяющаяся система, имеющая для каждого вида свою собственную биогенеалогию, или филогенез – исторический ряд прошедших естественный подбор онтогенезов, т.е. последовательность выживших и оставивших потомство особей, связанных отношениями преемственности: родители – дети – внуки и т.д.

Филология — «наука о словесном общении людей, посредством которого устраиваются все связи между людьми, все их практические взаимоотношения. Ее реальный смысл особенно ясен там, где встречаются разные языки, наречия, говоры разных слоев общества и где выступает задача – достигнуть того, чтобы в каком-либо деле русский понимал француза, великорусс – малоросса, интеллигент – крестьянина и т.д. Филология может казаться нам наукой “отвлеченной”, стремящейся к чистому, свободному от практических интересов, познанию, лишь потому, что мы не замечаем элементарного факта: все наши знания в своем и в чужих языках, дающие нам возможность о чем бы то ни было столковываться с другими людьми, это – филологические знания: наука же только приводит их в порядок, в систему» [Наука об общественном сознании, с. 377-378].

Философ — адепт эйдомонизма, мыслитель-эйдомонист. Поскольку «задача философии – свести человеческий опыт к единству», то настоящим философом «был бы тот, кто обладает всем коллективным опытом человечества, практическим и теоретическим. Таких все-специалистов теперь нет и быть не может. А так называемые “философы-специалисты” большей частью располагают даже вовсе не более значительной суммой опыта, чем остальные люди: изучают по книгам сделанные другими философские попытки, но не самую жизнь и науку, т.е. не то, в чем лежит полнота опыта; реальный опыт у них не выходит за пределы обывательского, т.е. случайных и разрозненных клочков опыта коллективного, общечеловеческого. Отсюда малая производительность работы большинства философов-специалистов, столь обычная в их среде склонность к бессодержательным, “схоластическим” рассуждениям и топтанью на одном месте» [Десятилетие отлучения от марксизма, с. 94].

Философия — «временное и несовершенное объединение опыта, которое должно уступить место высшему научному его единству» [От философии к организационной науке, с. 117]. При своем зарождении философия была «просто совокупностью тогда еще не разъединенного по специальностям научного знания, связанного наивными обобщающими гипотезами. В эпоху специализации наук она является надстройкой над научным знанием, выражающей стремление человеческой мысли к единству». Не достигнув этого на деле, философия распалась на практическую и теоретическую ветви. Задача первой – «общее моральное руководство поведением людей. Для тектологии мораль – только предмет исследования, как организационная форма в ряду других». Задача второй – «найти единство опыта» в «форме какого-нибудь универсального объяснения», т.е. тенденция теоретической философии – созерцательная. Тенденция тектологии направлена не к созерцанию, а к практическому овладению методами организации окружающего мира. К тому же «философские идеи отличаются от научных тем, что не подлежат опытной проверке». В этом коренное отличие тектологии от философии, так как для первой «постоянная проверка ее выводов на опыте обязательна: организационные законы нужны прежде всего для того, чтобы их применять». Все философские концепции «будут исследованы, проверены и организационно истолкованы», поэтому, «как всякие иные организационные формы опыта», они войдут в тектологию и «потеряют свой философский характер. Вообще, по мере своего развития тектология должна делать излишней философию, и уже с самого начала стоит над нею, соединяя с ее универсальностью научный и практический характер» [Тектология, кн. 1, с. 141-142]. Как исторически преходящий этап развития монизма «философия доживает последние дни» [Философия живого опыта, с. 255].

Философия класса — это «высшая форма его коллективного сознания» [Философия живого опыта, с. 16].

Философия социальных групп и классов — с общественно-трудовой точки зрения «их высшая идеология в наиболее общей форме, выражающая их трудовой и социально-экономический опыт» [Философия современного естествоиспытателя, с. 43].

Философ-специалист — это абсурдный результат дробления человека, когда получается не философ – «организатор обще-социального опыта», а «человек кабинета и библиотеки, который, конечно, и может организовать только то, что у него есть, а именно опыт своего кабинета и своей библиотеки, бесконечно-малую и самую неважную долю того гигантского материала, с которым должна иметь дело настоящая философия». Технология создания очередного шедевра схоластики известна: «прочитывается сто или тысяча философских книг, взятых вне той действительности, которая их породила, вне их интересов, усилий, социальной борьбы, которые в них отразились, – консервированные холодные трупы пережитого другими людьми опыта; эти трупы анатомируются, схоластически исследуются, режутся в мелкие куски, причем верхом мудрости признается наилучшее расщепление волоска на четыре части; потом из обрывков и обрезков сшивается новая книга, которая, естественно, также обладает всеми свойствами трупов, кроме одного: того, что они были когда-то живыми телами. Такова философия истинных специалистов, которых большинство, особенно на кафедрах университетов. С философией, как социально-историческим явлением, как общественной формой мировоззрения, они не имеют ничего общего, кроме терминологии», поэтому «первый признак настоящего философа – это не быть профессором философии» [Философия живого опыта, с. 247-248].

Философская мигрень — разновидность головной боли, вызываемая «проклятыми», «последними», «высшими» или «вечными» философскими вопросами: кто мы, откуда и куда идем? Это те неразрешимые философские вопросы, которые порождены эпохой индивидуализма: вопросы о сущности, причине и цели человека, жизни и мира. Именно индивидуалистическое сознание, воплощающее в себе раздробленный, противоречивый опыт, становится жертвой этих «проклятых вопросов». Что я такое? – спрашивает рассуждатель-индивидуалист, – и что этот мир? откуда все это? зачем? почему столько зла в мире? и т.д. до бесконечности. С точки зрения тектологии все это – «вопросы раздробленного человека. Именно их должны были бы задавать себе разъединенные органы одного организма, если бы продолжали жить и могли спрашивать. Что я такое? – разве это не самый естественный вопрос для какого-нибудь пальца руки, оторванного от тела? Зачем я? откуда? – как не спрашивать об этом живой части, потерявшей связи со своим жизненным целым? И неминуемым дополнением этих вопросов выступают другие – относительно того целого, которое необходимо и в то же время недоступно для своей части: что такое мир, зачем он, откуда? А там, где проходит разрыв живой ткани, отделяющий орган от тела, там чувствуется мучительная непонятная боль; – и вот вопросы о зле жизни. Безнадежность вопросов вытекает из того, что никакие ответы на них все равно не могут и не должны удовлетворить индивидуалистического сознания. Ведь эти вопросы выражают муки разорванной жизни, – и пока она остается разорванной, никакой ответ не прекратит боли, потому что на боль вообще не может быть ответа» [Вопросы социализма, с. 38].

Философские понятия — наиболее многозначащие социально-идеологические комплексы, значения которых «бесчисленны, что иначе не бывает и быть не может по той причине, что в общем историческом развитии нет тенденции к строгому, точному дифференцированию этих понятий». В отличие от научных понятий, которые «дифференцируются на опыте, в наблюдении, в эксперименте», философские понятия «характеризуются как раз тем, что в эксперименте, опыте они проверки не получают». А если нет «тенденции строгого и последовательного уточнения», то появляется произвол, достигающий в философских построениях колоссальных размеров, когда «эти понятия в значительной степени исторически преобразовывались в каждой системе» [Пределы научности рассуждения (доклад), с. 251].

Философские системы — это познавательные утопии, имевшие в свое время «социально-идеологическую ценность», так как «через огромные провалы знания они строили мосты рассуждений, чтобы создать связное миропонимание, которое без этого было бы вообще тогда невозможно. Эти “монистические утопии” толкали вперед мышление, были прообразами научного монизма и этапами на пути к нему» [Пределы научности рассуждения (тезисы к докладу), с. 132]. До эмпириомонизма все они полностью укладывались в одну из двух главных философских тенденций: либо в материализм, «пытаясь представить весь мир как “материю”», либо в идеализм, «стремясь понять все бытие как “дух”», т.е. все они без исключения были основаны на фетишистской подстановке [Философия живого опыта, с. 65-67]. С тектологической точки зрения философские системы представляют собой разновидность социальной дегрессии.

Философское рассуждение — индивидуалистический тип рассуждения в виде «длинной цепи звеньев, сплетающихся, параллельных, перекрещивающихся, комбинированных», из которых затем «делаются выводы», причем ни эта цепь, ни выводы не проверяются на опыте («да они, обычно, и не доступны проверке», поскольку «касаются какого-нибудь “качества” или “вещи в себе”, а это никак не проверить»). Такие рассуждения научной ценности не представляют, пусть даже они изложены гениальным философом, «мыслившим с величайшей строгостью и точностью». Взять «обычное философское рассуждение», в котором, к примеру, десять различных звеньев: «A находится в такой-то связи с B, B в такой-то связи с C, C в такой-то связи с D и т.д., и т.д. И в конце всего этого ряда оказывается: X должно находиться в такой-то связи с A. Допустим, что тут 10 промежуточных звеньев, и возьмем умереннейшую цифру, – каждый термин имеет всего 5 значений. Каковы же шансы, что рассуждение будет правильным? Шансы просто вычисляются по теории вероятности, один на пять в девятой степени, приблизительно это будет 1 на 2 миллиона. Таковы здесь априорные шансы». Однако 5 значений – это «смехотворно малое число», и если увеличить его до 10 значений на термин, то это уже «будет один шанс на миллиард». В действительности же «большинство философских рассуждательских слов имеет гораздо больше значений», так как «философы оперируют терминами самыми общими». Поэтому вероятность научности последнего вывода «убывает, как говорится, лавинообразно, в геометрической прогрессии, с числом промежуточных звеньев. И значит всякое рассуждение, которое состоит из нескольких звеньев и которое не проверяется на опыте, как будто оно априори должно быть просто признано правильным, не ценно, не научно, потому что шансы – один на миллионы и миллиарды, это шансы первого выигрыша в займе, или даже постоянно повторяющегося первого выигрыша за все время существования займа, т.е. практически тут никаких шансов нет» [Пределы научности рассуждения (доклад), с. 255].

Финансовая саккулина (от лат. Sacculina carcini – корнеобразное паразитическое животное) — основной внутренний катагеничный фактор социогенеза, тормозящий развитие человечества и препятствующий его преобразованию в глобальный коллектив; с точки зрения тектологии – это социальный эгрессор регрессивного типа, являющийся основным источником социальной диссинергии и адельфофагии; с точки зрения социобиологии – это социальный вампир, сверхпаразит и в прямом смысле людоед глобального масштаба.

Финансовый капитал — асимметричная ингрессия кредитного и промышленного капиталов с эгрессией кредитного капитала. Исторически форма такого «капитального» объединения складывалась сначала на взаимодополнительной основе и уж потом, после продолжительной борьбы за лидерство, доминировать в дуэте стал кредитный капитал. Схема генезиса финансового капитала следующая: «кредитному капиталу нужен промышленный, а промышленному – кредитный»; промышленные капиталисты занимают у банков деньги для расширения и укрепления своих предприятий, производящих, собственно, «ту прибавочную стоимость, из которой получают свою долю банки в виде процентов по займам»; какое-то время промышленный и кредитный капиталы развивались как равноправные, сохраняя свою самостоятельность, «но капитализм построен на борьбе: кто экономически сильнее, тот непременно если не уничтожит, то подчинит более слабого», поэтому «ход развития привел к такому положению, что банки и банковские организации оказались сильнее, чем промышленные капиталисты и их организации». Такое положение создалось, приблизительно, к началу XX века, когда «стали быстро складываться новые объединения с кредитным капиталом во главе», при этом «действовали два основных условия: во-первых, чрезвычайное обострение конкуренции на мировом рынке; во-вторых, огромное развитие банкового дела, приведшее к объединению банков в обширнейшие организации. Чем острее борьба за рынок между промышленными предприятиями, тем важнее для каждого из них становится кредитная поддержка, позволяющая быстро расширять и совершенствовать производство, пережидать неблагоприятные цены, и прочее: банки все нужнее для промышленников», которые все больше и больше конкурируют друг с другом из-за кредита. Естественно, что «в договоре двух сторон та, которая нужнее для другой, является экономически более сильною и может диктовать условия». На место свободной конкуренции финансовый капитал вносит в хозяйственную жизнь общества монополию: «под руководством банковых концернов и при их поддержке объединенные ими группы промышленных предприятий захватывают безраздельно рынки обширных областей и целых стран», и в конечном итоге «весь мировой рынок делится между двумя-тремя финансовыми организациями. Этим устраняется конкуренция частных предприятий, но отнюдь не борьба мирового рынка вообще, с вытекающими из нее мировыми кризисами. Напротив, чем меньше число гигантов-монополистов, тем борьба между ними острее: охватывая весь мировой рынок, они могут расширять свою сферу только один за счет другого, только ценою войны, экономической или даже настоящей, вооруженной. В той и другой войне они пользуются силами и средствами современных государств, которые заставляют служить своим интересам» [Начальный курс политической экономии, с. 129-130, 135-136].

Финансовый капитализм — паразитарная экономическая организация мирового масштаба, представляющая собой глобальную финансово-феодальную «систему извлечения прибавочной стоимости», элементом которой является акционерное общество, ингрессивной связкой – деньги, а эгрессивным центром – кредитный капитал. Акционерные общества – это отдельные, но не индивидуальные, а обезличенные капиталистические предприятия – промышленные, торговые, кредитные, – размеры которых «различны; часть их, особенно в отраслях передовых, объединяется в более или менее тесные союзные группировки», связанные общей организацией производства и сбыта; но не эти ограниченные по широте связи являются основой общесистемного объединения: «она дается акционерной формой предприятий и характеризуется не союзным равенством, а цепью подчинения, напоминающей феодальный вассалитет. Разрозненность человеческих элементов акционерного капитала ведет к тому, что собственник, объединяющий в своих руках треть-четверть всех акций предприятия, получает фактически полную власть над ними, оказываясь “большинством” на собраниях акционеров: его “контрольный пакет” отдает в его распоряжение капитал, больший в 3-4 раза. Но предприятие, таким образом подчиненное, может, в свою очередь, иметь “контрольные пакеты” других предприятий, подчиняя себе капиталы, соответственно превосходящие его собственный и т.д. По такому принципу развертывается иерархия, которая в руках какой-нибудь группы финансовых дельцов сосредоточивает нити руководства сотнями предприятий и миллиардными капиталами». Реальным организатором всей системы, ее «душой» является кредитный капитал, наиболее приспособленный к акционерной природе таких объединений. С организационной точки зрения кредитное дело «гораздо пластичнее, чем промышленное, потому что перемещение денег, бумаг, “идеальных” ценностей несравненно легче, чем транспорт и переустройство грубо материальных орудий и продуктов»; концентрация кредита и централизация его капиталов идут намного «быстрее, чем такие же процессы в сфере индустрии», вследствие чего по отношению к ней перевес оказывается на стороне кредита: поэтому в борьбе между промышленными предприятиями именно кредитный капитал своей поддержкой или отказом решает ее окончательный исход. Это дает «кредитным организациям возможность, даже и помимо захвата “контрольных пакетов”, во многих случаях диктовать свои условия промышленным, т.е. фактически брать их под свой контроль». Поэтому практически все индустриальные гиганты предпочитают «развивать свою силу не путем поглощения конкурирующих и соприкасающихся предприятий, а путем их кредитного подчинения – их финансирования и контрольных пакетов». На таких основах и сформировалась вся мировая хозяйственная система, «поделенная между несколькими десятками колоссальных “концернов”, т.е. “сростков” кредитного и промышленного капитала. Во главе концерна стоит группа финансовых дельцов, непосредственно управляющая огромным банком, который имеет множество филиальных отделений, или промышленным предприятием такого же масштаба. От этого центра вполне зависит ряд других, крупных банков и предприятий – “дочерей”, а от них еще сеть иных, “внучек”; цепь подчинения может идти далее. В рамках концерна объединяются предприятия нескольких, иногда многих отраслей, связанных отношениями поставки средств производства, транспорта и пр. Щупальца концерна раскидываются по всей стране, и затем по другим странам» и «по всему миру, образуя прихотливую чересполосицу со сферами власти и влияния своих и иностранных финансовых спрутов. Вне этих сфер не остается ни одно сколько-нибудь крупное предприятие; да в сущности и почти никаких мелких, поскольку они повсюду эксплуатируются по домашне-капиталистическому методу торговцами и фабрикантами, неизбежно зависящими от кредита и банков. Такова структура мировой системы извлечения прибавочной стоимости» [Версальское устроительство, с. 450-451].

Фитосистема — см. фитоценоз.

Фитосфера — растительное царство организованной природы, т.е. часть биосферы, представляющая собой фитологический тип ее развития. В отличие от зоосферы, «представляющей область двигательных приспособлений по преимуществу», фитосферу «можно характеризовать развитием форм непосредственного питания» [Познание с исторической точки зрения, с. 75-76].

Фитоценоз — элемент фитосферы, представляющий собой сформировавшийся в процессе эволюции биосферы тот или иной растительный комплекс определенного состава и структуры, например, степь, лес, тундра, пустыня и т.д. В биотектологии более употребителен термин «фитосистема».

«Флюсовик» — узкий специалист, невежественный за пределами своей специальности, способный организовать лишь маленький более-менее известный ему фрагмент системы опыта, «филистер специальности», человек-дробь.

Форма — это структура комплекса, представляющая собой способ его существования, адаптации к внешней среде, и воспринимаемая как его «отдельность и единство» [Основные элементы, с. 26]; проще говоря, это «закон строения вещи» [Десятилетие отлучения от марксизма, с. 135]. См. тектологическая форма.

Форма жизни — это «отдельность и единство жизненного процесса». Поскольку развитие этого процесса неразрывно связано с другими, то его отдельность относительна; также относительно и его единство: взять, к примеру, самого «человека, наблюдаемого в различных стадиях его развития». Любая форма жизни характеризуется, прежде всего, тем, что для ее «сохранения необходимым условием оказывается затрата энергии жизненных процессов, направленная к изменению внешних отношений» в сторону оптимизации их соответствия внутренним, т.е. в сторону повышения жизнеспособности [Основные элементы, с. 64, 66]. Синоним – биосистема.

Формальная диалектика — «формальный закон мирового развития – своего рода архитектурная схема мирового процесса, одинаково охватывающая его целое и отдельные его части, стороны, ступени». Суть схемы такова: «всякая реально развивающаяся форма заключает в себе противоположно направленные или “борющиеся” силы», соотношение которых, «прежде всего количественное, непрерывно меняется в зависимости от всей суммы условий, внутренних и внешних», и «пока преобладание остается на одной стороне, форма сохраняется; но чем более оно уменьшается, тем слабее становится ее устойчивость», а «когда она уничтожается, эта устойчивость исчезает также; тогда “количество переходит в качество”, и происходит резкое преобразование формы, переворот, революция», – то, что в организационной диалектике обозначается «общим именем “кризиса”, – «форма “отрицается”, переходит в свою противоположность, “антитезис”», в котором «также возникает внутреннее “противоречие”; и оно, развиваясь аналогичным путем, приводит к “отрицанию отрицания” или “синтезису”, представляющему формальное сходство с “тезисом”, но обогащенному содержанием или усовершенствованному по сравнению с ним» [Тектология, кн. 2, с. 267]. Таким образом, научно ценным в формальной диалектике был подход к рассмотрению природных и общественных процессов с точки зрения скрытых в них противоречий, которые требовалось найти, чтобы далее с помощью диалектической триады (тезис-антитезис-синтезис) и трех законов диалектики (борьба и единство противоположностей, отрицание отрицания и переход количества в качество) объяснить развитие этих процессов. С точки зрения тектологии формальная диалектика является частным случаем организационной диалектики, поскольку организационные процессы могут идти и другими путями. В самом деле, стоит лишь констатировать, что «диалектика есть организационный процесс, идущий путем борьбы противоположностей», как «становится ясно, что диалектика вовсе не есть нечто универсальное, что она не может стать всеобщим методом познания. Она – частный случай организационных процессов, которые могут идти также иными путями. Мы, например, не имеем никаких оснований предполагать, чтобы первичное объединение размножающихся клеток в колонии, послужившее началом развития многоклеточных организмов, получилось в результате борьбы между этими клетками, или что родовое сотрудничество первобытной группы возникло таким путем: тут способ организации был, несомненно, иной, чем при образовании нынешних великих наций путем войн и завоеваний, или крупных предприятий путем экономической конкуренции. Научный метод обобщения, как способ организации фактов опыта, равным образом не сводится к диалектике и т.п. Элементы диалектики можно найти почти повсюду, но ими не исчерпывается жизнь и движение. Философия должна, следовательно, поставить свою задачу в более общей и более широкой форме: исследовать связь мирового процесса с точки зрения всех возможных путей и способов организации. Такова основная мысль эмпириомонизма» [Философия живого опыта, с. 204].

Формальная логика — наука о правилах формального вывода, с помощью которых из имеющегося в наличии знания можно получать новое, не прибегая при этом к опыту. Отвлекаясь от всякой конкретики, эта наука изучает формы правильного мышления, выделяя наиболее общие способы связи мыслей в рассуждениях, очищенных от противоречий.

Формально преступная деятельность — это извечная переходящая из поколения в поколение «борьба за новые, высшие формы общественной жизни против старых, отживающих» [Основные элементы, с. 252]. Тектологически такая деятельность арогенична социогенезу, но она противоположно направлена и потому «преступна» с позиций тормозящих общественное развитие социальных форм, например, класса, еще сохраняющего свое господство в обществе, но уже выродившегося в социального вампира.

Форма познания — «единство и отдельность психической ассоциации, связывающей выражаемое и выражающую реакцию», проще говоря, «психическое единство выражаемого и формы выражения». Например, «представление о человеке плюс слово “человек” есть определенная форма познания», причем «неважно, произносится ли слово на самом деле, или оно существует только в сознании в виде двигательного представления и стремления». В этом примере представление о человеке, т.е. некая «форма обобщения или ассоциация таких форм», есть выражаемое, а слово «человек» – форма выражения. Следует отметить, что форма познания не является индивидуально-психической: она всегда общественная, так как «получает полную реальность не в отдельной психике, а во взаимном соответствии отдельных психик. Отсюда более точное и строгое определение формы познания: она есть сочетание взаимно соответственных психических форм различных особей, форм, из которых каждая представляет единство выражаемого и выражающей реакции. Таким образом, форму познания нельзя рассматривать, как нечто статичное, как отдельное, устойчивое приспособление отдельной психики: формой познания ее делает только процесс психического общения особей». Простейшими формами познания являются понятия, а более сложными формами являются суждения и их сложные комбинации в виде религиозных доктрин, научных и философских теорий [Познание с исторической точки зрения, с. 171-172, 179]. Термин синонимичен понятию «познавательная форма».

Форма приспособления — это отдельность и непрерывность существования тех изменений формы, которыми повышается возможность ее сохранения, т.е. с тектологической точки зрения комбинация адаптонов. Например, «когда насекомоядная птица глотает зерна или клюет моллюсков, что повышает ее жизнеспособность, тогда мы имеем право говорить о факте приспособления»; если же «путем многократного повторения подобных фактов и подбора соответствующих изменений выработались такие постоянные особенности строения, которые позволяют есть зерна и моллюсков – если, например, сложилось подходящее устройство желудка или клюва, – то это также факт приспособления». Однако «в первом примере (птица клюет моллюска) содержанием формы приспособления является частный факт “клеванья”; во втором примере (птица изо дня в день питается моллюсками, повторяя приблизительно одинаковые действия) содержание формы приспособления гораздо шире: это вся совокупность целого ряда процессов, непрерывно продолжающихся в нервной, мускульной, пищеварительной системах организма, процессов, время от времени порождающих в своем течении частные, наблюдаемые нами факты пожирания птицею моллюсков; тут форма приспособления охватывает целый ряд перемен в строении клюва, желудка, пищеварительных желез (возможность разгрызть раковину и переварить улитку), в привычках и склонностях (отсутствие отвращения к моллюскам и возникновение противоположного чувства) и т.д.». Таким образом, образовавшийся как «обширная форма приспособления» адаптационный комплекс «может быть только результатом долгого процесса накопления и подбора частных, мелких изменений», причем его зародыш похож на него «не в большей степени, чем оплодотворенная яйцевая клетка на взрослого человека», а весь тот сложный процесс, в котором он возникает и складывается, называется адаптацией или просто развитием [Основные элементы, с. 106].

Форма процесса — это «единство его существования и его отдельность от других процессов», т.е. то, что «должно обозначать не сам процесс, а то, что в его течении остается для познания постоянным и своеобразным, – то, что заставляет нас признавать его единство существования и отдельность среди природы» [Основные элементы, с. 26, 24]. Так, «наблюдая какой-нибудь процесс, например, кристалл горной породы, в различные моменты его существования, познающий получает сходные впечатления; это сходство впечатлений он статически выражает, говоря о “постоянных свойствах предмета”; при историческом же способе познания это сходство ведет к установлению непрерывности процесса, его единства существования». Но «в то же время познающий отличает данный процесс от других, смежных с ним в пространстве и времени, выделяет его из его среды», и в этих наблюдениях «связь между элементами кристалла оказывается иной, чем та, которая существует между элементами его среды; притом она приблизительно одинакова для различных частей кристалла и значительно изменяется только в той пограничной области, где он сливается со своей средой», – так «устанавливается отдельность процесса». При этом «единство существования и отдельность процесса немыслимы одно без другого», а «вместе они составляют форму процесса». Форма процесса всегда относительна: «его единство и отдельность не безусловны, они имеют свои пределы. Данный процесс находится в неразрывной реальной связи с другими процессами, и эта связь ограничивает его отдельность; под действием других процессов он изменяет свою форму, закономерность своего течения, – и эти изменения ограничивают его единство существования. Он не только выделяется познанием из своей среды, но и познается как одно с нею; он не только одно и то же для познания, но и нечто различное в различные моменты времени» [Познание с исторической точки зрения, с. 67]. Более того, поскольку «форма изучаемого процесса изменяется», – например, процесс испарения воды «не вполне себя воспроизводит в прежнем виде, и его различия от других процессов изменяются», – то и само «это изменение следует изучать как особый процесс», причем «единство и отдельность этого процесса представляют его форму», а «элементами этого процесса являются те изменения, которые происходят в типе, в направлении и скорости движения водяных частиц, переходящих в атмосферу». Форма процесса испарения устанавливается при выяснении характера и взаимного отношения этих изменений. «Если наблюдаемый процесс испарения воспроизводится не в прежнем виде, например, замедляется, – то это изменение его формы должно изучаться опять-таки как особый процесс, обладающий своей “формой”, и т.д... Понятие о “форме движения” есть отрицание абсолютного характера происходящих в природе изменений, признание их относительности» [Основные элементы, с. 26]. И наконец, следует помнить, что форма процесса – это всего лишь «его познавательная характеристика», которую нельзя да и невозможно сравнивать с реальным процессом: они полностью несоизмеримы и «различны не в меньшей степени, чем, например, удар молотком и наковальня» [Познание с исторической точки зрения, с. 256].

Формирующий механизм — это универсальный тектологический механизм «образования организационных форм, комплексов, систем», содержание которого раскрывается в понятиях «конъюгация», «ингрессия», «связка», «дезингрессия», «граница», «кризисы С» и «кризисы D» [Тектология, кн. 1, с. 188].

Формогенез (формообразование) — это всеобщий организационный процесс, порождающий возникновение, изменение, развитие, сохранение, распространение, разрушение и гибель организационных форм. Начальная фаза формообразования – это область действия формирующего механизма, а конечная – регулирующего. См. тектологический акт.

Формула — тип социальной дегрессии, «закрепляющий ряд связей и соотношений трудового и исследовательского опыта» [Принцип относительности с организационной точки зрения, с. 141], т.е. определенное эмпирическое обобщение, «сжато резюмирующее связь фактов и таким путем организующее опыт» [Эмпириомонизм, с. 73]; иначе говоря, информационное сжатие опыта с целью экономии и оптимизации мышления.

Формула взаимодействия — универсальная формула, выражающая все случаи взаимного влияния всевозможных комплексов опыта, суть которой такова: «комплекс A, прямо или косвенно отражаясь в комплексе B, воспроизводится в нем не в своем непосредственном виде, но в виде определенного ряда изменений этого второго комплекса, изменений, связанных с содержанием и строением первого комплекса функциональной зависимостью». В своих различных модификациях эта формула соответствует различным исторически развивающимся формам понимания причинности явлений [Эмпириомонизм, с. 77].

Формула науки — основная организующая функция научного познания, содержание которой кратко и полно выражается известным афоризмом «знать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы действовать».

Формула «начала бытия» — это сложившееся еще на этапе теомонизма и дожившее до наших дней широко известное из Библии представление о «творении мира»: «В начале было Слово, и… Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть», что с научных позиций свидетельствует лишь о господстве в далеком прошлом человечества авторитарных форм мышления. С тектологической точки зрения «начало бытия» рассматривается как исторически начальный момент социогенеза, который в действительности развивался по схеме: Труд – Слово – Мысль. Мучительный и «гигантский путь прошло человечество с тех пор, когда зоологический вид “человек” выделился среди земной природы. На заре его жизни, в эпоху маленьких и слабых, но тесно сплоченных коллективов, из Труда человеческого выделилось Слово, и стало его символом. Затем Слово породило Мысль. Мысль и Слово стали самыми мощными орудиями трудового развития человечества» [Падение великого фетишизма, с. 141]. Таким образом, в отличие от богословского канона тектологическая формулировка «начала бытия» будет следующая: «Вначале был Труд, из Труда выделилось Слово, и Слово породило Мысль».

Формула причинности — «внешние изменения непрерывно вызывают внутренние» [Основные элементы, с. 75], или, применительно к выделенной системе, всякое изменение ее внешних отношений необходимо ведет к изменению ее внутренних отношений.

Формула социальности человека — сумма усвоенных им в процессе социализации социогенов.

Формула трех фаз — универсальная схема любого процесса, всякий элемент которого представлен ею как последовательность трех стадий: конъюгации, дифференциации и консолидации. Все три стадии «составлены из разных частичных кризисов C и D»: в первой доминируют кризисы C, во второй – кризисы D с производными кризисами C, в третьей – кризисы C с производными D [Тектология, кн. 2, с. 262, 260].

Формула устойчивости — определенное соотношение активностей среды и системы, при котором система не разрушается; или более конкретно: система устойчива, если в определенно-изменяющейся среде с активностями A, B, C, D… M, N она противопоставит им собственные активности a, b, c, d… m, n так, чтобы все относительные сопротивления были больше единицы, т.е. a:A, b:B, c:C, d:D… m:M, n:N >1.

Формула человека — «человек есть система биогенов и социогенов», или в символической форме: S_A = S_B + S_S , где S_A – система «человек», S_B – система его биогенов и S_S – система его социогенов.

Формы искусства — специализированные формы психофении, социальное содержание которых сводится к передаче непосредственных переживаний от одного человека другим, к сообщению другим накопленного опыта и показу различных образцов поведения. Если взять эти формы в совокупности, то в целом весь разнообразный психофенόм искусства заключает в себе элементы организующих приспособлений всех основных типов, т.е. формы непосредственного общения, познавательные и нормативные, охватывая тем самым всю идеологическую сторону общественного развития. Например, такие формы искусства, как пение, музыка, танцы, служат, подобно речи и мимике, способами «передачи другим переживаемых настроений, только в менее определенной форме; многие дикие и варварские племена пользуются музыкой и особенно танцами для того, чтобы достигнуть единства настроения, когда предстоит сообща вести какое-нибудь важное дело – совещание племени, выступление на войну или охоту и т.п.; аналогичное значение имеют пение и музыка даже у культурных народов в некоторых случаях жизни, например, в военных походах». Песня и рисунок, особенно на ранних ступенях культурного развития, являются эффективнейшим средством передачи накопленного опыта: из истории известно, «какое громадное познавательное значение имели в воспитании древних греков песни Гомера и Гесиода, произведения живописи и скульптуры в храмах и на площадях и т.д. Пение и поэзия имеют, несомненно, общее происхождение с речью, танцы и пластические искусства – с мимикой, музыка – с мимикой и речью». Как универсальный ряд идеологических приспособлений различного рода, психофенόм искусства, помимо всего прочего, «заключает в себе немало и технических элементов», особенно в архитектуре [Эмпириомонизм, с. 269-270].

Формы мышления (менталитет) — это способы организации опыта, которые «развиваются и изменяются с ростом самого опыта и сменой его содержания». Например, авторитарная форма мышления организует опыт по схеме «власть – подчинение», индивидуалистическая – по схеме атомистики: первая распространилась в эпоху разделения труда между организатором и исполнителями, а вторая – в эпоху развитой специализации, когда в обществе возникло «обособление человека от человека», когда «люди привыкли мыслить себя и других обособленными единицами» и эту привычку «перенесли и на представление о природе» [Тектология, кн. 1, с. 102]. Все без исключения религии – «продукт авторитарного мышления», ставящего в центре божество; философия «атомизма» – продукт индивидуалистического мышления, ставящего в центре личность. Как способ мышления индивидуализм «противополагает личность другим людям и всему миру, видит в ней самостоятельного творческого деятеля практики и субъекта всякого познания, ставит идеалом ее свободное развитие. Индивидуализм возникает на основе товарно-менового разделения труда, при котором во главе каждого хозяйства стоит частный собственник, формально независимый в своей производственной деятельности и вступающий в общение с другими такими же хозяевами-собственниками на рынке; там их производственная связь принимает форму конкуренции, борьбы всех против всех за цены и сбыт, и личность практически противополагается другим личностям, всему обществу, отстаивая против них свои частные интересы» [Элементы пролетарской культуры, с. 6-7]. Навязанная форма мышления, т.е. апологетика, легко устраняется жизненной практикой. Так, практически всегда «можно логически-убедительно опровергнуть с точки зрения собственных принципов того, кто эту апологетику создает». Собственные формы мышления опровергнуть нельзя, их можно только устранить: «нельзя опровергнуть каменный топор, а можно его заменить железным». Собственные формы мышления «ничего в сущности не искажают, а только все обрабатывают по-своему». Яркой иллюстрацией этого служит следующий пример. Инженер указывает на камень весом более тонны и спрашивает дикаря, сможет ли тот его сдвинуть. «Нет», – отвечает дикарь. «А я могу с помощью знаний и техники», – хвалится инженер. Берет палку, подкладывает другой камень и сдвигает камень с места. Дикарь восхищен: «Да, ты владеешь огромной властью над духами». Инженер смеется: «Никакой тут нет власти над духами, я это делаю с помощью другого камня и этой палки». Дикарь отвечает: «Да, но ты приказал духу палки сдвинуть камень, и он подчинился». Инженер опять: «Да ничего подобного!». Дикарь удивляется такой тупости: «Но ведь это же очевидно. Сколько ты сам можешь сдвинуть? 100 кг, ну, 150, не больше. Тогда кто сдвинул все остальное?». Совершенно неопровержимый аргумент [Выступление на заседании Комакадемии (1924 г.), с. 319].

Формы натурального хозяйства — это три основные исторически сменяющие друг друга формы: «родовая община первобытная, родовая община патриархальная, феодальный строй», которые различаются между собой, «во-первых, формами сотрудничества и степенью его широты; во-вторых, формами присвоения. Главные различия касаются степени разделения труда и развития эксплуатации» [Начальный курс политической экономии, с. 39].

Формы непосредственного общения — это организующие приспособления первого типа, которые «служат для непосредственного объединения и координирования человеческих действий, а затем и представлений, и эмоций – психических реакций, неразрывно связанных с действиями и их собою определяющих». Такими формами являются крик, жест, речь и мимика [Эмпириомонизм, с. 268].

Формы объективности — это всеобщие формы организации социально-согласованного опыта: пространство, время и причинность. С социально-генетической точки зрения легко выясняется, что «разграничение “субъективного” и “объективного” опыта совершалось постепенно и последовательно на основе расширяющегося общения людей. На памяти истории в область “субъективного”, или только психического, отходило многое, что было “объективным”, “физически существующим” для предшествующих поколений. Движение Солнца по небу из “действительного” стало “кажущимся”, мир “душ” и “духов” потерял свою “объективность” (которая также была первоначально чисто “физической” объективностью). “Объективное” выделялось из “субъективного” путем его социальной обработки в общении людей. Сами формы объективности – время, пространство, причинность – пережили долгую историю развития» [Эмпириомонизм, с. 234].

Формы опыта — это непрерывно «развивающиеся формы координации элементов и комплексов», «типы их группировки в процессе возрастания организованности и взаимной связи переживаний, образующих опыт» [Эмпириомонизм, с. 336]. Основными формами социально-организованного опыта являются время, пространство и причинность.

Формы психофении (от греч. ψυχή – душа и φαίnω – являть, обнаруживать) — это все формы прямого и косвенного общения, включая специализированные, а именно: речь, мимика, жест, крик, поза, поведение, искусство.

Формы сотрудничества — организационные принципы ойкосферы, иначе говоря, структура социального взаимодействия, историческое развитие которой проходит четыре стадии: протоколлективизм, авторитаризм, индивидуализм и коллективизм.

Функциональный изоморфизм — сохранение организационной формы деятельности при смене субстрата комплекса.

Функция (от лат. functio – исполнение, осуществление) — внутрисистемное назначение элемента, его «роль в системе» [Тектология, кн. 1, с. 261], которая в зависимости от арогеничности или катагеничности элемента может быть организующей или дезорганизующей. Например, функция авторитета является организующей для группы, которой он руководит, но может быть дезорганизующей по отношению к окружающему обществу, если эта группа – преступная организация, и организующей, если это – конструкторское бюро или кабинет министров.

Функция Богданова — инверсионная функция, описывающая тектологическую взаимозависимость организуемого и организующего и выражающая их взаимно обратимую результативную связь цепной причинно-следственной инверсией: α_i = Ϝ(β_i), но β_i = f(α_i-1), в итоге α_i = Ϝ {f(α_i-1)} и т.д. цикл за циклом, где α – организующее (орудие), β – организуемое (материал), Ϝ(β) – следствие организуемого (прямая связь), f(α) – следствие организующего (обратная результативная связь). Взаимовлияния такого рода – факт всеобщий. Действительно, опыт свидетельствует, что «организационное орудие неизбежно определяется именно тем, что оно организует. Так, развитие мозга биологически определилось развитием органов движения, у человека в особенности – его рук; но мозг и управляет руками. Или, например, давно выясненное соотношение “толпы” и ее “героя”, который ведет ее: генетически – герой есть “отражение” толпы, ее порождение; он впитывает в себя ее массовые смутные настроения и стремления, которые только оформляются в нем; но раз герой создан, уже он руководит толпою, она идет, куда он укажет. Ибо герой – организационное орудие жизни толпы, как мозг – жизни организма, идеология – коллектива» [Вопросы социализма, с. 327].